Советское революционное движение "17 марта"

Интервью с Владимиром Бортко: «Я хочу, чтобы все, посмотрев кино,
наплевали на Новодворскую и Ковалева и пошли дружными рядами
записываться в КПРФ»
Версия для печати

2009-04-05 00:02
Сайт Новосибирского обкома КПРФ – www.kprfnsk.ru

В пятницу в Новосибирске состоится премьерный показ фильма известного
режиссера, члена КПРФ Владимира Бортко «Тарас Бульба». Новый кинолента
приурочена к 200-летию со дня рождения великого русского писателя
Николая Васильевича Гоголя. Журналист OPENSPACE.RU Мур Соболева взяла
интервью у режиссера и услышала от него много неожиданного.

— Владимир Владимирович, вот вы как считаете, русский Гоголь писатель
или все-таки украинский?

— Поскольку это одна и та же нация, нет никакого разделения на
великорусский и малоросский народы, на русских и украинцев. Это мое
личное мнение — и мнение Николая Васильевича Гоголя, о чем он, в
частности, писал в повести «Тарас Бульба». «Где такие огни и такая сила,
которая пересилит русскую силу!» Это сказал не я, а Гоголь, который
владел вопросом, как сейчас бухгалтеры говорят. На территории Украины
уже было несколько государств — сто лет существовало Великое Княжество
Литовское, а потом Речь Посполитая еще сто лет. Тем не менее жил там все
это время один и тот же народ, продолжающий жить там и по сей день.
Поэтому всякая проблема с Украиной, по сути, надумана. Более того, даже
говорить, какие украинцы хорошие, — уже значит подчеркивать то, чего не
существует: разницу между народами. Я наполовину оттуда, наполовину
отсюда и могу вам подтвердить лично. Хотя мое мнение расходится с точкой
зрения Ющенко и элиты, которой выгодно существовать отдельно. Когда я
приезжаю в Киев, где я прожил почти тридцать лет, у меня такое
впечатление, знаете, что понаехали все. Кто такие, откуда взялись? Я жил
в Киеве с года до двадцати девяти, и на этих людей мне смотреть
достаточно странно. Я говорю по-русски, все мои друзья всю жизнь
говорили по-русски, девушки наши говорили по-русски. Акцент — да, но
акцент и в Ростове, и в Вологде. Вот моя точка зрения по национальному
вопросу.

— Произведение Гоголя националистское…

— Неполиткоррэктное, да.

— Как вы решили проблемы с антипольскими и антиеврейскими настроениями
гоголевских персонажей?

— Ну, с поляками просто. Какая разница, чей дедушка с кем воевал? Сейчас
бы не дрались. Вы спокойно пережили фильм «Огнем и мечом»? И я спокойно.
И поляки, которые у меня снимались, тоже спокойно эти съемки пережили.
Что же касается евреев, то это серьезный вопрос, наиболее болезненный. Я
не выкидывал ни одного слова из тех, что написал Николай Васильевич
Гоголь. Все это произносится вслух. Но поскольку Тарас Бульба и Янкель в
конце подружились… В общем, еврейский вопрос я разрешил. Никто не смог,
а я разрешил.

— Это при том, что главный ваш герой казак-националист.

— Он совсем не националист, дорогая моя. Про что этот «Тарас Бульба»?
Все почему-то считают: у Тараса был сын Андрий, он полюбил полячку, папа
его за это убил. Все не так, он убил его не за то, что он полюбил
полячку. Бульба является частью угнетенного народа, и он исповедует идею
его защиты. Все остальное его мало волнует и интересует. Он — цельная
личность, воспринимающая все с этой точки зрения. Существует
классическая сцена приезда сыновей на хутор, которая обычно трактуется в
водевильном малороссийском ключе: пьяный папа вертит сыновей туда-сюда,
еще и драться потом начинает. Но поскольку я лучший читатель в России
точно, а может, даже и в Европе, то я хочу сказать: а почему он это
делает? Если он нормальный человек. Думайте сами. Нет, вы подумайте,
интересно, додумаетесь или нет?

— Ну, он хочет видеть в своих сыновьях…

— Да их не было долго, они учились в польском городе Киеве. Кто они, не
изменились ли, могут ли они продолжать его дело? Вся эта шутливая драка
— это проверка. И он видит в своем старшем сыне то, чего ожидает. Надо
полагать, что второй такой же. Но нет — второй не такой же, он первый
диссидент.

— И вы не сочувствуете первому диссиденту?

— Чего ему сочувствовать? Это просто два разных пути — один славянофил,
другой западник. Знаете, мало людей умеют читать книжки, запишите,
пожалуйста, — очень мало, кто умеет читать книги, но, слава Богу, читают
вообще мало. А когда читают книгу, то пропускают половину обычно. У
Гоголя как было? Андрий попадает в осажденный город. А куда? В костел. В
это время, пишет великий русский писатель, взошло солнце. И его лучи
проникали сквозь цветные витражи, окрашивая все каким-то невероятным
светом. И вдруг заиграл орган, которого он никогда не слышал. И он
стоял, открыв рот, пока татарка не потащила его к его любимой. То есть
какое впечатление это на него произвело, понятно, да? Для него панночка
— это выражение того самого Запада, к которому он уже склонился. Любое
сомнение — уже предполагаемая измена. Почему папа его меньше любит? Не
потому, что он дерется плохо, а потому, что чувствует в нем сомнение. А
старший нет, старший наш. Андрий же какой-то прямо последователь
Новодворской.

— Вы на стороне славянофилов?

— Я ни на какой стороне.

— Нет, лично вы, вот ваша точка зрения, ваша идеология.

— А я, разумеется, полностью на стороне Тараса Сильвестрыча Бульбы и его
старшего сына. Есть вещи, где толерантность неуместна. Например, прохожу
я мимо подворотни, а там вас, Мурочка, извините, насилуют. Если я
толерантен, я понимаю, что человеку захотелось женского тела — ну, надо
ему, можно понять, пускай дальше делает свое дело. Но уместна ли здесь
толерантность? По-моему, его надо просто убить. Вот это — то же самое.
Тарас Бульба испытывает примерно те же самые чувства. Он не может Андрия
не убить.

— То есть вы выбираете долг в борьбе между долгом и чувством?

— Конечно, естественно, да. И хочу, чтобы все, посмотрев кино, наплевали
на Новодворскую и Ковалева и пошли дружными рядами записываться в КПРФ.

— Мы к этому еще вернемся, а пока сконцентрируемся на вашем методе
воспитания детей.

— Для Тараса это уже не ребенок, это предатель. Родина превыше всего —
это сказал не я, это сказал Уолт Уитмен, великий американский поэт.
Младший сын Тараса — он же убивал своих, понятно, да, что он сделал? Наш
фильм — это героическая драма, но по сути «Тарас Бульба» — это эпос…

— Сколько идет эпос?

— Два часа десять минут.

— Не маловато для эпоса? Почему не три с половиной?

— Нет, это ужасно, я же добрый человек. У меня есть один режиссер
знакомый, вы его тоже знаете, он запирает зал снаружи и показывает свое
кино. Я не такой. Так вот, «Тарас Бульба» — это эпос. Там везде
преувеличения. Знаете, сколько времени занимает действие повести? 150
лет проходит с момента приезда сыновей на хутор и до смерти Тараса. У
Гоголя вначале сказано «XV век», а заканчивается все конкретной битвой,
дата которой установлена. Или вот еще — «Тарас вскочил на коня, и конь
присел под двадцатипудовой тяжестью». Это 320 килограммов.
320-килограммового человека на тележечке возить надо, ему дышать трудно.
Понятно, да? Это же архетипы. И Тарас Бульба является душой своего
народа. Она действует так, как надо, она может и сына убить.

— Вы хотели снять патриотическое кино, разбудить любовь к Родине в массах?

— Понимаете, пробудить патриотизм может только мой знакомый Зюганов, он
любит все время пробуждать. А задача искусства — доставлять эстетическое
удовольствие. Это первая задача. Что сказал Карл Маркс? Что
воспитательная функция у искусства существует, но она у него, кажется,
на девятом месте. А главная функция — эстетическая. Я хотел сделать,
извините, пожалуйста, хорошее кино, только и всего. Доставить вам
удовольствие. «Пойдем посмотрим „Тараса Бульбу“» — странное такое
желание в субботний вечер, да? Но тем не менее я очень надеюсь на
сарафанное радио.

— Вот у меня еще вопрос к вам, но боюсь вторгнуться в ваше личное
пространство.

— Вторгайтесь.

— Вы ведь член Коммунистической партии?

— О да. Отпетый, можно сказать.

— Я не могу понять, как может быть коммунистом человек, снявший «Собачье
сердце», простите.

— А почему же нет? Во-первых, членов Коммунистической партии было очень
много. Например, Пикассо. Почти все французские писатели двадцатого
века. (В этот момент у Владимира Владимировича звонит айфон.)

— Член Компартии с айфоном?

— А что такого в айфоне? У меня еще есть автомобиль BMW-семерка, машина
премиум-класса.

— Мне казалось, что капиталистические радости несколько противоречат
коммунистической идеологии.

— Давайте посмотрим за окошко — как у нас с природой дело обстоит. Вы
можете себе представить, что мы можем оказаться последними поколениями,
живущими на Земле? Во-вторых, кризис, который сейчас разразился. Карл
Маркс, тот бородатый, он что говорил? Говорил — ребята, пропадете,
неизбежен крах капитализма. Вот сейчас крах капитализма мы и наблюдаем.
А как пытаются бороться в Штатах — кстати, круче всех, знаете? Они там
все национализируют. Нельзя воспринимать нынешнюю компартию как наследие
товарища Солнцева (был такой, вы его не застали) к нему бы я не
поступал. Я к Карлу Марксу поступил.

— То есть нынешняя КПРФ не наследница КПСС?

— Не все так плохо с КПСС. Когда появилась КПСС, 80% населения было
неграмотным. Через 30 лет был запущен спутник. Это так. Лучшее в мире
образование, я кое-что знаю о нем. Много очень хороших вещей, много,
конечно, идиотизма, но самое главное, что произошла большая ошибка, но
это уже не наше интервью, это отдельная тема. Вкратце: большевики ушли
от марксизма и наделали ошибок. Просто в начале каждого дела должен
стоять еврей. Они ушли от еврея — и пропали.

— Извините, я все-таки насчет айфона не поняла.

— Кто сказал, что коммунист должен ходить в сапогах и пить самогон? «Где
написано у Карла Маркса, что второй дом по Обуховскому переулку нужно
забить досками и ходить вокруг через черный ход? Нет такого у Карла
Маркса». Я сейчас процитировал «Собачье сердце». У Маркса была идея, а
идеи — они такие. Вот распяли одного — у него была классная идея, но
после этого за нее сожгли такое количество народу, что ужас просто, даже
Сталин столько не понаделал. Что ж, отменить церковь теперь? Нет. И к
этой идее мы вернемся рано или поздно, вот уже начали возвращаться —
Обаму избрали, и процесс пошел.

— Там, где Обама, нет банок с березовым соком и очередей.

— Тут путаница небольшая. Неудачная попытка не есть плохая идея. 60 лет
коммунизма у нас — смешно по сравнению с шестью тысячью годами
существования цивилизации. Попробуем еще раз — и говорю вам, будем жить
при коммунизме, но уже с айфонами и с BMW.