Советское революционное движение "17 марта"

Власть и «женское дело»

Автор: Нейжмаков Михаил

Есть такие знаковые даты, которые не могут игнорировать ни СМИ вообще, ни их сотрудники в частности. Например, накануне 8 марта социологи, скорее всего, будут писать о положении женщины в обществе, спортивные обозреватели – о женщинах в спорте, экономисты – например, о женщинах и экономическом кризисе. Для политического обозревателя тоже есть логичный путь: написать о женщинах в политике.

Правда, политологу все-таки сложнее. Его коллеги, говоря о женщинах в спорте или в других сферах жизни, могут обращаться к российским реалиям. Политолог же может вспомнить Сару Пейлин, Ципи Ливни, Юлию Тимошенко, в конце концов, Нино Бурджанадзе. Может упомянуть, что 14 февраля этого года женщина впервые появилась в кабинете министров Саудовской Аравии. Правда, Нора бинт Абдалла бен Мусаид Аль-Фаиз будет только заместителем министра образования «по делам девушек». Но сказать что-то о женщинах в российской политике будет уже сложнее. Конечно, у нас в правительстве есть Татьяна Голикова и Эльвира Набиуллина. Есть Валентина Матвиенко – российская первопроходица сразу в нескольких номинациях: первая женщина-губернатор, первая в новейшей истории женщина, которую предлагали в преемники главы государства (проект «Валентина Великая»), первая женщина со времен Фурцевой, занявшая столь высокое положение в государственной иерархии. Однако все они либо являются публичными чиновниками (а не публичными политиками), либо находятся на обочине политического процесса.

Собственно, еще в начале 1990-х политики самых разных оттенковоказались удивительно единодушны в отношении к политической роли женщин. Даже некоторые либералы видели свое призвание в том, чтобы вернуть женщин «к их естественной роли – хранить домашний очаг». Сегодня даже от левых активистов можно услышать, что женщины и не должны быть значительно представлены во власти – ведь участвовать в политической жизни подавляющему большинству из них в принципе не свойственно: «Власть – не женское дело».

С последним, впрочем, можно и поспорить. Если участвовать в политике женщинам не свойственно – почему же так велика доля женщин в европейских парламентах и правительствах? Даже в теократическом Иране на муниципальных выборах в декабре 2006 года в некоторых городах женщины завоевали почти половину депутатских мандатов.

Действительно, в любом пособии по подготовке к избирательным кампаниям можно прочитать: еще больше, чем мужчин, не желающих видеть женщину-кандидата во власти, окажется избирательниц, которые будут возмущаться: «Шла бы лучше к мужу, к детям, на кухню!» Впрочем, это не чисто российская черта: скажем, социологические опросы перед последними президентскими выборами в США отмечали, что поддержка кандидата в вице-президенты Сары Пейлин была заметно выше среди мужчин, чем среди женщин.

И вроде бы мнение о нежелании самих женщин куда-либо избираться вполне правдоподобно. Например, даже в либеральной столице в трети одномандатных округов по выборам в Мосгордуму в 2005 году зарегистрированных женщин-кандидатов не было вообще.

Правда, есть один интересный факт, который ставит под сомнение такие аргументы. Вот, скажем, Лосиноостровский район Москвы. В районе проживает более 72 тысяч человек – это сопоставимо с населением ряда региональных центров (скажем, Биробиджана) и больше, чем в Чукотском автономном округе. Однако полномочия органов местного самоуправления этого (и других) района минимальны. Как шутил один мой приятель (и был недалек от истины), «идя в муниципальные депутаты в Москве, можно дать избирателям только два честных и выполнимых обещания: пересчитать всех бездомных собак в районе и переженить всех тинейджеров, поскольку муниципалитет дает согласия на браки несовершеннолетних». Так вот, среди депутатов муниципального собрания этого района 8 из 12 (то есть две трети) – женщины.

Теперь сделаем всего несколько шагов и окажемся в другом регионе – в Подмосковье. Здесь, за Московской кольцевой автодорогой, находится город Мытищи – кстати, родина госпожи министра Татьяны Голиковой. Население Мытищ – более 162 тысяч человек (в российской географической терминологии это считается «большим городом»). Но при этом у муниципальных образований в Московской области полномочий побольше, чем у их коллег в столице. Это неплохо видно хотя бы во время избирательных кампаний: если в большинстве районов столицы кандидаты в муниципальные депутаты часто ведут агитацию за себя, подчас распространяя простые черно-белые листовки, то в ближайших к столице подмосковных городах можно увидеть настоящие биллборды с предвыборной агитацией. Так вот, в совет городского поселения Мытищи входит 27 депутатов и 12 из них (почти половина) – женщины.

Как мы уже говорили, Мытищи относятся к «большим городам». Есть ряд областных центров, сопоставимых с ними по населению, например, Псков, где проживает более 190 тысяч человек. Областной центр – это уже заметные возможности по распоряжению бюджетом, городским имуществом и возможность претендовать на городские земли. В совете депутатов этого города заседает 25 человек, а женщин среди них – уже только трое.

Итак, три муниципальных образования. Они, безусловно, отличаются друга от друга – и различий можно найти немало. Но все они – населенные пункты городского типа, близкие друг к другу по этническому составу и культурным традициям. На одного депутата их муниципальных органов приходится примерно сопоставимое число избирателей. Главное различие между ними – объем полномочий, которыми обладают муниципальные органы власти. И мы видим, что чем выше объем полномочий и статус представительного органа власти, тем меньше там женщин. Конечно, на этот показатель будут влиять и другие факторы – национальный состав региона, его хозяйственная структура, – однако фактор полномочий все равно станет одним из важнейших.

Таким образом, мы видим, что мнение о российских женщинах, не желающих идти во власть, не вполне соответствует действительности. Но почему же тогда женщин в самых «приземленных» муниципальных представительных органах может быть так много, а в Госдуме – чуть более 10 %? В чем же дело? В «мужском шовинизме», который препятствует женщинам участвовать в решении серьезных социальных вопросов?

Видимо, и да, и нет. Дело в том, что те слои, откуда соответствующие органы власти рекрутируют своих членов, примерно соответствуют уровню задач, которые эти органы решают, и уровню их престижа. К тому же чем значимее орган, тем выше уровень конкуренции, тем больше средств нужно затратить на предвыборную кампанию, тем больше нужно привлечь административных возможностей.

При этом не факт, что человек, находящийся на более высоком уровне власти, будет во всех отношениях более способным политиком, чем находящийся на нижестоящем уровне. Даже если сравнивать идеальных, существующих только в «лабораторных условиях», депутата Госдумы и депутата районного совета, то у первого, конечно, должен быть более широкий масштаб мышления, но зато у второго больше шансов получить навыки по общению с населением. Ведь если в федеральный парламент можно избраться по спискам, иногда в глаза не видя избирателя, то на местном уровне это уже сложнее.

Так вот, чем выше «цена» соответствующего уровня власти, тем, скорее всего, более высокое положение в общественной иерархии будет занимать человек, туда попадающий. Мы видим, что на уровне управленцев нижнего и среднего звена, в основном в социальной сфере, из числа которых и формируются муниципальные органы, женщины составляют очень значительную долю. Их очень много среди директоров школ, главврачей поликлиник, чиновников местного уровня, из которых и рекрутируются муниципальные депутаты. А вот на более высоких ступенях управленческой иерархии их уже значительно меньше. Здесь уже работает тот самый закон «стеклянного потолка». Именно в нем причина разницы между уровнем представленности женщин в муниципальной и федеральной политике. Желающие идти в активную политику среди женщин есть, есть и те, кто уже работает в политике, но у них нет возможности сделать шаг наверх.

Казалось бы, решить проблему можно с помощью «скандинавского рецепта» – введения квот для женщин в органах представительной власти. Конечно, если цель этой меры – увидеть в парламенте женщин в принципе, тогда она будет решена. Но стоит задаться вопросом: а для чего? Если мы исходим из того, что «прекрасная половина Госдумы» будет представлять в парламенте интересы «прекрасной половины России», то это наивно. Принадлежность к определенной статистической группе автоматически не делает человека выразителем интересов этой группы. Сомнительно, что Ксения Собчак, оказавшись в парламенте, будет выражать интересы молодежи, а Елена Батурина – интересны обездоленных женщин. Наличие рабочих в избирательных списках «Единой России» не превращает ее в рабочую партию.

Цель любых мер, дающих возможность представителям самых разных групп участвовать во власти, заключается в том, чтобы способные люди могли оказываться там, независимо от своей половой, национальной, религиозной и любой другой принадлежности. Это, по сути, меры самосохранения для самой власти, позволяющие подпитывать ее «свежей кровью».

Если же будут просто введены квоты для женщин в депутатском корпусе, то и отбор этих самых женщин для замещения квот (особенно в случае с партийными списками), будет производиться вовсе не по способностям. Не обязательно представлять себе что-то неприличное – большее значение могут приобрести, например, родственные связи. Мне вспоминается разговор с одной знакомой. «Меня не назначили начальницей отдела, потому что в нашей фирме царит мужской шовинизм» – «А кого назначили?» – «Другую девушку» – «То есть как? Назначили девушку, и это ты называешь мужским шовинизмом?» – «Ты не понимаешь: из нас двоих только я пыталась доказать работой, что мои профессиональные качества выше».

Собственно, этот принцип мы уже видим в нашей Госдуме. Кто-нибудь знает, что среди заместителей ее председателя сразу три женщины – это самая большая их доля в руководстве парламента в постсоветской истории? Среди депутатов нашего парламента есть активистки, спортсменки и просто красавицы Светлана Хоркина и Алина Кабаева. Очень может быть, что они ведут какую-то депутатскую работу, но кто-нибудь воспринимает их как политиков? Политиком нельзя назначить, им можно только стать – но чтобы стать им, нужна практика принятия настоящих политических решений на высоком управленческом уровне.

Нельзя создать с помощью квот группу женщин-политиков, появиться они могут только в том случае, если и в других сферах не будет дискриминации – в том числе по половому признаку. Не стоит ставить цель увидеть именно большое количество женщин, готовых идти в политику. Однако те, кто демонстрируют желание, склонность и способность этим заниматься, имея за плечами и профессиональные успехи, смогут получить такую возможность, чтобы власть пополнялась людьми способными, независимо от того, к каким группам они принадлежат.

Но, конечно, следует помнить, что если это может повлиять на качество власти, то на ее политику – вряд ли. История показывает, что мнение, будто женщины во власти автоматически делают политику более гуманной, социально-ориентированной и миролюбивой, – миф. Изменение политики – это уже совсем другой вопрос. Тем не менее, независимо от политических вопросов, хотелось бы поздравить всех читательниц с наступающим праздником 8 марта и пожелать им всего самого лучшего.