Отправлено: 21.02.09 22:01. Заголовок: Профессия подонки. Очерки о работе украинской карательной системы

ОЧЕРКИ О РАБОТЕ УКРАИНСКОЙ КАРАТЕЛЬНОЙ СИСТЕМЫ



Я посвящаю эту книгу своему сыну и своим родителям.
Я посвящаю ее тем тысячам заключенных, которые прошли через пыточные застенки украинского МВД и СБУ.
Я посвящаю ее памяти Сергея Бердюгина, убитого подонками в милицейской форме.
Я посвящаю ее моим товарищам-политзаключенным, и моим сокамерникам, обвиняемым и осужденным за уголовные преступления, потому что и среди них встретил достаточно людей, достойных сочувствия..
Я посвящаю ее тем, кто испытал на себе весь кошмар, жестокость, подлость и бездушие украинской правоохранительной системы.

Я выражаю искреннюю благодарность моему товарищу, тоже прошедшему через кошмар украинской правоохранительной мясорубки, Константину П. за замечательные иллюстрации, сделанные к этой книге.

Я давно собирался написать эту книгу. Это – мой долг перед товарищами, перед близкими и незнакомыми, перед всеми людьми. Эта книга в большей или меньшей степени касается всех граждан Украины. Даже тех, кто находится пока в счастливом неведении, живет по принципу «человека в футляре» и думает, что, раз беда не коснулась пока их дома, не стоит раньше времени волноваться…
Страшное, роковое заблуждение!


СОДЕРЖАНИЕ:

1. Наружное наблюдение. Методы. Чего добиваются. Психологическое обоснование.
2. Задержание. Действия оперов. Преступные инструкции. Примеры.
3. Допросы
а) операми (пытки, избиения, методы, примеры),
б) следователями.
4. Содержание в ИВС (условия, пресс милиции, прогулки).
5. Тюрьма (условия, камеры, баня, пресс-хаты, работа тюремных оперов, старших смены.
6. Судебный процесс (вывоз на суд, в тюрьме, конвой, обыски, пресс конвоя, действия судей).
7. Этап.
8. Места лишения свободы.
9. Почему именно такая правоохранительная система.













Ночь. Безмятежно спит южный город, окунувшись в запахи только-только появившейся листвы и цветущей акации. Ласково, убаюкивающе шумит Черное море. Ветерок несет по асфальту еще не прибитую утренней росой пыль. По плохо освещенным улицам на большой скорости проносятся такси и милицейские машины с включенными мигалками, но без сирен – берегут спокойствие граждан.
Оштукатуренное серым цементом, мрачное трехэтажное здание. Над входом горит яркий фонарь, освещая обшарпанную лестницу и стеклянную зарешеченную дверь. На импровизированной стояночке возле лестницы стоят несколько дорогих иномарок и один видавший виды старенький милицейский УАЗик. За зданием высокий забор, оштукатуренный так же, как и само здание. Серые глухие ворота. Все это великолепие венчается густым переплетением колючей проволоки и ярко освещено прожектором.
В здании почти все окна темны. Кажется, здесь тишь и спокойствие. У входа, тоже за решеткой и стеклом, сидит сонный милиционер в мятом кителе, обвешанный, как рождественская елка, значками и эмблемами. Он зевает и лениво почитывает какой-то журнал, иногда поглядывая на пульт с множеством лампочек и телефонов.
Тишина. Телефоны не звонят, лампочки не загораются. Время от времени тишину нарушает шелест перелистываемых страниц глянцевого журнала с полуголыми девицами на обложке.
Офицер в звании капитана усмехнулся… Тишина, спокойствие – только на первом этаже. Все остальное мрачное здание живет своей не менее мрачной, ночной жизнью.
По полутемным коридорам третьего этажа несутся истерические крики. Толстые бетонные стены заглушают их. И капитан у входа внизу не слышит ничего. Но это не значит, что он не знает, что происходит на верхних этажах.

Ярко освещенный кабинет. Два стола. Окно наглухо занавешено звуко и светонепроницаемыми жалюзи. Два стула. Еще один, поломанный, грустно лежит в углу.
На полу, возле батареи отопления, валяется истерзанный человек. Его волосы слиплись от крови. Он прислонился лицом к металлу батареи. Руки наручниками пристегнуты к ней же. Человек тяжело дышит и, кажется, плачет. Все его тело судорожно вздрагивает.
- Сука, ты будешь говорить?! – истерически орет молодой рослый парень
в черной футболке. Футболка обтягивает плечи и торс, хорошо видны накаченные мышцы. Одним движением он выливает на человека ведро воды. Тот снова вздрагивает и еще больше прячет лицо в ребрах батареи.
Еще один персонаж этого действа: тоже рослый, с первого взгляда –
спортсмен, с коротко стрижеными ежиком волосами. Этот устало сидит верхом на стуле задом наперед, положил руки на спинку и курит. В глаза сразу бросается, что обут он явно не по сезону – в тяжелые армейские ботинки.
По полу, раздвигая пыль и окурки, текут ручьи. Тот, что на стуле, стремительно встает, щелчком бросает на пол окурок и начинает ногами бить лежащего на полу. Бьет довольно долго. По голове, по спине, в живот. Бьет с расстановкой, со знанием дела. Прикованный к батарее начинает совсем не по-человечески выть.
- Заткнись, сука! – рявкает тот, что в футболке, и наносит удар резиновой
палкой по почкам. – Говори!
Но говорить человек уже не может. Видно, как он весь расслабился и
вытянулся в грязной луже на полу. Наверное, потерял сознание.
- Вот гнида, - подводит итог тот, что в ботинках. Вид у него,
действительно, усталый. Светлая, с коротким рукавом рубашка прилипла к телу и пошла пятнами.
– Ливани еще воды, - предлагает другой.
Неожиданно открывается дверь и заходит еще один. Высокий, но не
спортсмен. Стрижка – почти белый ежик. Мощный затылок и совершенное отсутствие лба над белесыми ресницами говорит о полном отсутствии интеллекта. Глаза пусты, не выражают никаких эмоций и такие же белесые, как и брови. Одет он элегантно: светлая в клетку рубаха, почти белые, хорошо наглаженные стрелками брюки.
- Что, до сих пор ничего не сказал? – с каким-то истерическим смехом
спрашивает белесый. Это – смех психически нездорового индивидуума. Парень в футболке опасливо косится на вновь прибывшего и отрицательно качает головой.
- А ну-ка, помогите мне, - вошедший все продолжает улыбаться.
Растерзанное тело отстегивают от батареи и парень в ботинках дает человеку несколько пощечин. Лицо человека и без того обезображено побоями и опухло. Глаз почти не видно. «П…ры», - прохрипел он и закашлялся.
- Сейчас, сейчас, и все будет хорошо, - дружелюбно похохатывает
белесый. Допрашиваемого грубо сажают прямо в лужу на полу и подтягивают его согнутые ноги к животу. Как кольцом сверху на колени натягивают руки, застегнутые в наручниках.
Палачи знают, что делают. Каждое их движение уверенно и точно.
Приносят обычный стальной лом и всовывают его в узкий промежуток между руками человека и под его коленями. Быстро, рывком поднимают лом и располагают между двумя столами. Человек испускает дикий вой, начинает дергаться, но быстро понимает, что каждое движение причиняет ему невыносимую боль, и затихает, повиснув в этой неестественной позе.
- Сейчас, сейчас… - продолжает приговаривать белесый, все так же
улыбаясь.
Как по волшебству, в кабинете появился противогаз и старый
электрический военный телефон с ручкой «динамо» сбоку, увитый проводами. Все эти принадлежности, наверное, бережно хранились в тумбочке письменного стола.
Через минуту на висящем человеке красовался противогаз. Белесый закрыл шланг. Человек начал извиваться и мычать под резиной.
- Надо подписывать все, что дают, - ласковым голосом убеждал палач. И
тихо сказал своему напарнику: - Принеси черемуху!
В шланг мощной струей ударил слезоточивый газ. Человек на ломе начал
кашлять, потом затих. Палач быстро снял противогаз с жертвы. Тот, глотнув свежего воздуха, надсадно закашлялся. Глаза у него были широко раскрыты, в них застыл ужас:
- Что вы творите, суки?!
Белесый молча натянул противогаз и взял баллон с черемухой…
Это повторилось несколько раз. Допрашиваемого вырвало кровью и бледно-
розовые струи потекли по его щекам. Тело его в конвульсиях начало дергаться и раскачиваться на ломе. Видно, он не мог долго держать колени в согнутом состоянии; под массой его тела ноги выпрямлялись все больше и больше. Наручники уже разрезали кожу на кистях рук. Тонкими струйками по рукам потекла кровь.
- Ну, что, будем все рассказывать? – спросил белесый.
- О чем, что вы хотите, суки? – прохрипел человек.
Белесый, судя по всему, привык, когда его называют «сукой», и не
обиделся.
- Про то, как ты турок ограбил, - подсказал палач.
- Ничего не знаю…
- Хорошо, - согласился белесый и начал медленно распутывать провода на
старинном полевом телефоне. Один провод с петлей на конце он накинул человеку на одно ухо, а другой – на второе, и внимательно, почти с участием, глядя на свою жертву, крутанул ручку динамо-машины.
Человек на ломе не выдержал. Он готов был уже подписать все, что угодно. На пол сквозь штаны потекла моча…
- Снимите его, пусть отдохнет. И все подпишет! – сказал белесый, одевая
свои часы. – Я поехал.
Выполнив свою заплечную работу, он вышел из кабинета. Остальные,
повинуясь его приказу, сняли обессиленное тело с этой современной дыбы и бросили на пол.

Читатель! Не удивляйся. Этот эпизод – не описание работы костоломов из гестапо и не хроника допросов в пиночетовских застенках. Нет. Все это пережил Вячеслав С. в Суворовском РОВД г. Одессы в 2002 году. Белесый – известный в своих кругах палач, пыточных дел мастер, Оперуполномоченный по фамилии Сорочан.
- Ты знаешь, - рассказывал мне Вячеслав в тюремной камере, - так, как
они меня били, я бы терпел и неделю. Конечно, было больно, я кричал, но, по сравнению с тем, что они со мной сделали потом, простое избиение было еще терпимо. Когда же я увидел этого урода Сорочана на пороге кабинета, понял – не выдержу.
С ним я встречался и в Киевском, и в Ильичевском райотделах. Меня трое
суток возили по городу. Чтобы родственники не могли найти. Из райотдела в райотдел. И пытали…
Говорят, Сорочан уже работает в Малиновском РОВД, его тоже прячут, переводят с места на место. Он им нужен. Он им раскрываемость делает.
…Вячеслав подписал показания и был осужден к девяти годам лишения свободы.
Почему суд, прекрасно зная о методах допросов, царящих в украинской милиции, взял за основу такие показания?
Почему милиция реанимировала средневековые методы дознания?
Как и для чего используется наружное наблюдение?
Для чего еще используются тюрьмы и следственные изоляторы кроме своей основной функции – содержания арестованных?
И почему такое стало возможно в нынешней Украине?
Вся, предлагаемая Вам информация, основывается на личном опыте, рассказах других заключенных, и даже на рассказах сотрудников милиции и СБУ.
Зрелище открывается жуткое, но «что маемо, то маемо».


НАРУЖНОЕ НАБЛЮДЕНИЕ (НН)

По закону и официальным инструкциям наружное наблюдение могут назначить лишь решением суда. Если тот или иной человек попал под подозрение в совершении уголовных преступлений, на него заводится уголовное дело. Либо уголовное дело заводится по факту какого-либо преступления. Следовательно, подозреваемый автоматически превращается в «фигуранта». По крайней мере, до выяснения обстоятельств.
Вот для выяснения этих обстоятельств, для сбора информации, отслеживания связей с возможными подельниками, установления источников финансирования возможных преступных деяний, предотвращения побега от будущего следствия и должно применяться наружное наблюдение.
В жизни все далеко не так.
Во все времена правоохранительные органы широко использовали в работе сеть информаторов. Далеко не всегда это честные сотрудники правоохранительных органов (ПО), внедренные в уголовную среду. В большинстве случаев информаторы – это деградированные, получающие деньги и льготы от ПО уголовники.
Сейчас широко распространено «крышевание» сотрудниками ПО некоторых уголовников. Они работают по принципу: «Ты совершаешь преступления, мы тебя спасаем от ответственности и суда, а взамен ты будешь поставлять нам нужную информацию». Чтобы отработать свой хлеб и доказать свою лояльность милиции, эти информаторы (часто наркоманы) поставляют и недостоверную информацию, порой откровенно надуманную. ПО обязаны ее проверить – и тогда за объектом оговора устанавливается наружное наблюдение.
Является ли это законным процессуальным действием? Решение о проведении этих оперативных мероприятий принимает сам оперуполномоченный, либо следователь… В лучшем случае – районный прокурор. ПО сознательно идут на нарушение закона, ибо по-другому «разоблачить» подозреваемого они не могут.
Если даже «объект» наблюдения доходит до суда, в материалах дела напрочь отсутствует информация о наблюдении и его результатах. Часть, читая материалы уголовных дел, удивляешься: откуда информация? Или, напротив, задаешься вопросом: где же факты? Возможно, они и есть – в результатах наружного наблюдения, но этих результатов никому не покажут, ссылаясь на секретность оперативной работы. Само понятие «наружное наблюдение» несовместимо с широко рекламируемыми прелестями буржуазных «свобод», «открытого общества», «гласности» и «демократии».

Рассказывает Вячеслав, осужденный за бандитизм:
- В деле следователи написали: «Играл в футбол в составе банды»! Это наружка увидела, что я с друзьями играю по воскресеньям в футбол. Потом все это, конечно, подтвердили на следствии. Безусловно, все мы друг друга знаем… Вот и банда готова! А хранение оружия и разбой, допрашивая людей под пытками, повесили почти на всех!
Так обстоит дело с уголовными преступлениями. Чуть по-иному происходит с
неугодными депутатами, бизнесменами, оппозиционными журналистами и другими «неблагонадежными», с точки зрения государства, людьми. Информаторы-наркоманы здесь бессильны. Политики, журналисты, бизнесмены не вращаются в этих кругах и знакомых среди преступников не имеют. Или имеют, но таких, которые не всегда по зубам правоохранительным органам.
В этом случае инициатива об организации наружного наблюдения исходит не снизу, а сверху, от самого милицейского руководства. От министра внутренних дел, начальника СБУ. Даже от президента.
Участь объекта наблюдения от этого легче не становится. Сотрудники ПО, участвующие в наблюдении, пытаясь выслужиться, как говорится, рвут жилы. Цели наблюдения несколько изменяются и усложняются: сбор информации теперь далеко на последнем месте. На первом – психологическое давление, попытка запугать человека, спровоцировать на неадекватные действия или заставить отказаться от политической деятельности. Сотрудники, осуществляющие НН, сами понимают, что никакой особо ценной информации они не соберут (возможно, лишь определят круг знакомств «объекта»), потому работают откровенно, не маскируясь, часто хамят и провоцируют.

За автором этих строк спецслужбы установили наружное наблюдение сразу после выборов в Верховную Раду в 2002 году. Трудно сказать, что их подвигло на это. Или радикальные антиправительственные листовки, которые распространяли мои сторонники, или не менее радикальные речи на митингах… Не знаю. СБУ хранит правду под семью замками.
Так или иначе, НН в отношении меня велось поразительно непрофессионально! Иногда мне казалось, что для этого дела привлекли самых безграмотных курсантов милицейского училища. С самого начала они все же пытались скрыть свое присутствие, но бдительные соседи по дому сообщили мне о незнакомых мрачных личностях с радиостанциями в руках. С этого момента я знал об их существовании. А еще через некоторое время начал их узнавать в лицо.
Как я уже упоминал, работали они топорно, в две смены, периодически меняясь. Неоднократно была возможность уйти от своих навязчивых соглядатаев. Я не делал этого, потому что не видел смысла. Преступления я не совершал, а нервы у меня достаточно крепкие…
Когда сотрудники НН поняли, что я обнаружил их, они перестали маскироваться вовсе. Тут уже началось чистое психологическое давление и провокации.
Считаю нужным отметить, что все эти негативные воздействия направляются НН не только против объекта наблюдения, но, что еще подлее, и против членов его семьи.
…Я сидел в глубине торгового контейнера на рынке, на рабочем месте моей жены. Она, как обычно, торговала. Мимо контейнера раз пять прошел низкорослый, худой, вертлявый парень в кожаной куртке. Всем своим видом, расхлябанной походкой, самодовольно-наглым выражением лица, осанкой победителя он показывал свое превосходство над окружающими. Зная, что за мной следят, первой не выдержала моя жена:
- Молодой человек, что вы тут ходите? Вы мешаете торговле! Может быть,
вы воришка?
- Девушка, а почему вы со мной так разговариваете? – растягивая по-
наркомански слова, прогнусавил этот спец наружного наблюдения. – Вам что, больше всех надо?
На его слова отреагировал весь ряд женщин-реализаторов, которые тоже давно
заметили этого наглого юнца и следили за его перемещениями. Начали возмущаться, уверенные, что подозрительный тип, похожий на наркомана, высматривает, как бы стащить с прилавка товар. Он явно не ожидал такого отпора. В глазах появилась неуверенность, граничащая со страхом.
- А ты что, козел, так с моей женой разговариваешь?
Я подскочил к нему и сильно толкнул. Он едва устоял на ногах, окончательно
струсил, но не ушел, словно нарочно дожидаясь, когда я его ударю. Хотелось!.. Но я не доставил ему такого удовольствия.
Тут еще моя жена добавила громко:
- Да оставь эту гниду! Ты ударишь его, а он тут же корочки ментовские из
кармана достанет.
Я и сам это понимал.
Вертлявый субъект испарился и больше в НН я его не видел. Наверное,
начальство решило, что он малость перегнул палку, и его убрали.
Подобные ситуации случались неоднократно. Меня тогда все это только
смешило. Но, как бы там ни было, наружка своей цели, хоть и частично, но добилась. В нашей семье воцарилась атмосфера нервозности, жена и сын боялись за мое будущее. Обстановка круглосуточной слежки угнетала. Это и требовалось в данном случае от сотрудников НН. Заставить человека нервничать, совершать ошибки и необдуманные поступки, вселить в его душу страх, создать истерическую обстановку в семье, на работе, внушить «наблюдаемому» мысль о могуществе спецслужб, об их вседозволенности, о невозможности от них защититься…
В случае со мной метод откровенной и наглой слежки, слежки напоказ, не увенчался полным успехом, но скажу честно: ощущение, будто ты – насекомое под увеличительным стеклом, под конец стало угнетать и меня.

Сколько людей на Украине подвергается такому издевательству? Скольких вогнали в панику, довели до нервного срыва?.. Такой статистики нет. Но чувство неуверенности и страха, неверие в защиту закона – присутствует в нашем обществе постоянно и повсеместно.
Наружное наблюдение преследовало журналиста Г. Гангадзе накануне его убийства. Преследовала наружка и многих других журналистов, политиков, бизнесменов. Люди по-разному реагируют на подобное «внимание» со стороны государства. Рассказывают, что некоторые «объекты» очень даже дружелюбно здоровались со своими преследователями, даже предлагали им еду и горячий чай, кофе… Другие, напротив – срывались, не выдерживали.
С точки зрения психологии все понятно: человека пугает неизвестность. Этим и пользуются ПО. Ведь никто из граждан не знает, ЧТО последует за наружным наблюдением – арест, задержание, избиение?.. Или смерть? Неизвестность и порождает страх. В памяти всплывают кадры шпионских фильмов. Там филеры, выслеживающие свою жертву, всегда имеют какой-то специфический вид, который сразу выдает их (чтобы было понятнее зрителю). Шляпы, надвинутые на глаза, плащи, кожаные перчатки… В реальной жизни этих атрибутов, конечно, нет. Сотрудники наружки стремятся слиться с толпой, изображают из себя наркоманов, студентов, даже иногда влюбленные пары. Ездят на обычных неприметных машинах. Но выдают их лица. Это лица ищеек с неспокойными бегающими глазами.
Если вы оппозиционный политик или бизнесмен, поссорившийся с налоговиками, знайте: рано или поздно вас захотят ликвидировать. В этом государстве в покое никого не оставляют, даже покойников. Либо вы слишком много знаете, либо кому-то приглянулся ваш бизнес, - и вы автоматически становитесь лишним. Вот тогда мой вам совет: будьте внимательны!
Когда, выходя из дома, вы видите постоянно одну и ту же целующуюся парочку, лучше всего – наведите справки у всезнающих старушек, всегда восседающих на скамейках возле подъезда; они вам сообщат, что это за «влюбленные». Если парень и девушка не проживают в вашем доме и старушки не знают их, значит, скорее всего, наружное наблюдение уже установлено. Но они не обязательно пойдут за вами, когда вы отправитесь в город. Возможно, их функция ограничивается тем, чтобы сообщить коллегам: «объект вышел из квартиры».
Фиксируйте незнакомые лица, слишком часто попадающие в поле вашего зрения. Запоминайте. Возможно, это наружка.
Обращайте внимание на автомобили, стоящие возле вашего подъезда и вообще возле дома. Запоминайте их номера. Постепенно вы отсеете из своей памяти номера машин, действительно принадлежащих жильцам вашего дома. А с остальными будьте поосторожнее. Помните – машина с наружкой может стоять в любом месте, лишь бы оттуда был виден вход в ваш подъезд или в частный дом. Мысленно определите такие места, а потом проверьте – вдруг там уже стоит машина с двумя угрюмыми типами?
Ну, а если под вашим домом зимней ночью стоит автомобиль с работающим двигателем, - это на 90% наружка! «Бойцы невидимого фронта» греются. И если возле дома часто стоит чужая машина, а водитель, подняв капот, с серьезным видом копается в моторе, - тоже, скорее всего, наружка.
Не паникуйте. Их цель – не только отслеживать ваши передвижения, но и породить в вашей душе страх.
Обнаружив сотрудников НН, прекратите все телефонные разговоры на серьезные темы, и даже дома прекратите все разговоры, которые могут представлять интерес для спецслужб. Вас могут прослушивать. Причем, и домашний телефон АТС, и мобильники, и всю квартиру вообще.
Нынешняя техника такова, что есть возможность не только прослушивать ваш мобильный, но и узнавать, где вы при этом находитесь. Компьютер безошибочно отсканирует ваш голос и найдет в эфире частоту вашего мобильного телефона, его номер, модель… С этого момент ваш собственный мобильник будет работать против вас. Будет служить «жучком». Через него могут прослушиваться не только телефонные разговоры, но и ваши беседы с другими людьми тет-а-тет. Выключать его бесполезно: как «жучок» он все равно будет работать и в выключенном состоянии. Можно, конечно, вытащить батарею… Но результат и в этом случае сомнителен – вас все равно могут слушать. Говорить о деле нельзя.
Установив за вами наружное наблюдение, ПО могут поставить на прослушивание и телефоны ваших друзей, родственников, вообще всех, кому вы когда-либо звонили. Недооценивать врага нельзя.

Повторюсь: цель наружного наблюдения, помимо сбора информации, лишить вас и ваши семьи душевного равновесия. Тем более, если наблюдение уже вами обнаружено. Они будут очень довольны, если вы начнете нервничать. Паникуя, вы можете совершить (к восторгу ищеек) какую-нибудь ошибку и усугубить свое положение – сейчас и в будущем.
Пользуйтесь теми же методами, какими пользуются спецслужбы. Заставьте их психовать. Лично я, когда за мной следили, говорил по всем телефонам всякую чушь. Называл из раза в раз сотрудников НН негодяями. И не подумайте, это не мальчишество. Пусть слушают! Они ведь тоже какие-никакие, но люди. И у них тоже есть нервы.
За мной сотрудники наружки ездили на трех машинах. Очень быстро я запомнил их номера. Иногда, проезжая по городу, без всяких причин, я мог вдруг остановиться, запереть свою машину и пересесть в обычный троллейбус. Я со смехом наблюдал, как мои «опекуны» выскакивали из своих машин, не зная, что я предприму дальше, затем опять прыгали в машины и ехали черепашьим шагом за троллейбусом. А я через несколько остановок выходил из троллейбуса и долго шел пешком… Опять паника в стане врагов: надо вылезать из машины и тащиться за мной, стаптывая ботинки!
Частенько я практиковал такой трюк: зайду за какой-нибудь угол здания и встану там. Приятно видеть замешательство врага, столкнувшегося со мною лицом к лицу и не знающего, что делать дальше. Ведь когда я иду навстречу им, они должны как-то исхитриться, чтобы развернуться и снова брести за мною следом, и чтобы это выглядело естественно! Нет, это было не мальчишество с моей стороны – я умышленно заставлял нервничать сотрудников наружки. Они то напрягали свое внимание, то расслаблялись. Это было похоже на расшатывание лодки. Неизбежно, шаг за шагом, они теряли бдительность. Потом, думая, что я ухожу от преследования, вновь напрягались. Но тут же, увидев, что я никуда не скрылся, позволяли себе расслабиться вновь… В результате нервная система их утомлялась и внимание неизбежно ослабевало.
Несколько раз наружка действительно теряла меня из поля зрения. Обычно происходило это на городских рынках, хорошо знакомых мне… Но для филеров эти места, по всей видимости, оказались неизученными.
Отрыв от наружного наблюдения – это очень серьезный акт. Здесь нужно действовать безошибочно, наверняка. В противном случае, если преследователи увидят, что вы целенаправленно уходите от них, может поступить команда на задержание. И потом будет очень трудно объяснить следователям и судьям, почему вы решили скрыться.
Уход от наружки должен быть тщательно продуман и подготовлен. Прежде всего, надо заранее знать, где вы будете жить после этого. Все контакты со своим прежним жилищем придется прекратить – и личные, и телефонные, так как это легко может привести к обнаружению вас и к аресту.

Есть еще один очень действенный шаг – совершенно законный ответный ход. Как только вы достоверно установили, что за вами установлено наружное наблюдение, - незамедлительно пишите заявление в Генеральную прокуратуру и Уполномоченному по правам человека. Сообщите им, что за вами следят неизвестные люди, что вы опасаетесь за свою жизнь и за безопасность семьи. Прокуратура обязана рассмотреть это заявление и, если наружное наблюдение установлено незаконно, то есть не оформлено как положено, вы внесете в ряды спецслужб некоторое замешательство.
Вообще надо широко использовать общественное мнение для защиты своих конституционных прав. Сообщите о наружке своим соседям, знакомым, напишите в газеты. Узнав, что за вами следят, знакомые и соседи сами начнут высматривать ваших преследователей и сообщать вам об их передвижениях. Это будет нервировать спецслужбы. А нервничая, они станут совершать больше ошибок. Что вам и требуется.
В любом случае нельзя спецслужбам доставить удовольствие и показать, что вы их боитесь. Этого они больше всего хотят! Ибо общество, в котором царят неуверенность и страх, очень удобно любому несправедливому государству. Запуганными людьми легче управлять.

 Отправлено: 21.02.09 22:05. Заголовок: ЗАДЕРЖАНИЕ ..

ЗАДЕРЖАНИЕ

Эта процедура является логическим завершением наружного наблюдения. Задержание не подразумевает никакого сбора информации. Это чисто силовая операция. Ну, разумеется, включающая в себя еще и давление на психику. Как правило, в наше время эта акция сопровождается истерическими криками: «Всем на пол! Милиция!». Часто сопровождается и побоями…
- Мы сидели с женой в кафе, - рассказывает Александр, также
осужденный. - Ворвались «беркуты» в масках, орут: «Всем мордой в землю, работает шестой отдел!!». Перевернули столики. Моя жена попыталась возражать, ее с силой ударили прикладом автомата в лицо, сломали челюсть, бросили на пол. Я кинулся на этих уродов. Меня полчаса били. Все посетители кафе валялись пузом вниз в кофейных и винных лужах на полу. «Лежать, лежать! – как невростеник, выкрикивал их начальник, - мужчина в возрасте, с бульдожьим лицом. И при этом ногой бил меня по затылку, а я тыкался мордой в кафель пола. Потом меня и еще нескольких мужиков из кафе загрузили в машины и отвезли в райотдел. Утром выпустили. Какой смысл был всех ложить на пол и избивать? Ведь это была обычная проверка документов.
…Александр был осужден позже и при иных обстоятельствах. Но,
возможно, что его уважение к законам страны было подорвано именно тогда, когда «правоохранители» на его глазах изувечили его жену. И не понесли за это никакого наказания.
Да, теперь это украинские будни. Раньше такого не было. Орали и били
при задержании только тех, кто оказывал сопротивление, но это было большой редкостью.
А вот другой пример:
- Я сидел в баре и ждал покупателей на оружие. Решил подзаработать на
этом денег, - откровенно рассказывает Вячеслав С. – Под столиком поставил сумку с автоматом «УЗИ», который принес на продажу. Смотрю, в дверь зашел покупатель, но по его лицу мне следовало бы понять – что-то не то… Он подсел ко мне за столик, начали договариваться. Договорились. Я под столом ногой двигаю в его сторону сумку с автоматом, а он, к моему удивлению, двигает ее обратно… Я обомлел, все произошло мгновенно: в бар ворвались человек шесть спецназовцев в масках и человека три в «гражданке». Один из них, как потом оказалось, опер, кинулся ко мне и схватил за голову. И в этот же момент один спецназовец ударил меня по голове ногой, но случайно попал по рукам того опера. Я ему благодарен по гроб жизни! Если б не его руки, то этот бык меня бы просто убил.
Зачем это все? Я ведь не сопротивлялся. Оружие в сумке было
разобранное. Хватило бы просто навести на меня «макаров» - я бы не геройствовал, это в данной ситуации бессмысленно. Так нет же, чуть голову мне не отшибли напроч. А менты меня потом прятали почти месяц по райотделам: у меня с правой стороны головы выросла шишка размером с еще одну голову. А оперу спецназовец сломал руку.

Раньше, еще лет двадцать назад, заламывали руки за спину и одевали
наручники. Это называлось – задержание. На словах, за эти «постсоветские» годы наше общество сильно продвинулось в сторону демократии. Были созданы спецподразделения милиции, вооруженные до зубов и скрывающие свои лица под масками. Под эти спецподразделения были написаны специнструкции.
Теперь при задержании, независимо от того, оказывают подозреваемые сопротивление или нет, их обязательно бьют и швыряют в грязь, лицом вниз. Таких историй бесчисленное множество. Верхом милицейского беспредела могут служить события, откровенно показанные в фильме «Обыск». На обычный обыск в обычный офис спецназовцы приехали на БТРе, увешенные огнестрельным оружием, в масках, в бронежилетах. Подчеркиваю: обыск производился не в бандитском притоне, не в Чечне, а в офисе обычной гостиницы и в столовой при ней. Били женщин! Садовницу, которая поливала цветы, кинули лицом в размокшую землю. Официанток и поварих валили на пол, сбивая с ног, как кегли, тяжелыми мужскими пощечинами.
В чем же смысл такого поведения работников правоохранительных органов? На первый взгляд, смысла тут никакого нет. Но, оказывается, есть. Причины чисто психологические, и это главное.
С глубокой древности известно, что сильный и мужественный человек –
милосерден. Такой человек и ударить просто так не сможет. Напрашивается вывод – в милицейском спецназе, в подавляющем большинстве, служат слабые духом, безграмотные, а порой просто агрессивные, тупые и трусливые люди. Именно из-за этого, из-за своего страха, они истерично орут, брызгают слюной, матерятся, бьют всех подряд. Они испытывают животный страх перед теми, кого задерживают. Чтобы поднять свой «боевой дух» они и заходятся в истерике: «Суки, мордой в пол!!». Если же им не подчиняются или им кажется, что не подчиняются, страх заставляет их буквально кидаться на людей, не только бить, но и открывать бессмысленную пальбу.
Это одна из причин. Другая, не менее важная, - с первого же мгновения
общения гражданина с сотрудниками правоохранительных органов, гражданин должен быть морально раздавлен, его человеческое достоинство должно быть растоптано, он должен быть сломлен.

Есть исключения и из этого правила. Ребята, задержанные в Николаеве по
известному «Делу одесских комсомольцев», отстреливались от бойцов
спецподразреления «Альфа» до последнего патрона. (Правда, никого не убили – все спецназовцы были в бронежилетах)...
Любопытно проследить действия альфовцев. Сначала они позвонили в дверь. Им, естественно, никто не открыл. Тогда они заминировали дверь спецприспособлением и взрывом выбили ее. Им повезло – дверь оказалась хлипкая, держалась «на честном слове». От взрыва выбило электрические пробки и погас свет. Бойцы действовали по старой, проверенной схеме. Устрашающий крик: «Все на пол, милиция!». Но в ответ, вместо безоговорочного послушания, выстрелы. «Вооруженное сопротивление!» – гаркнул старший группы, и вся команда тут же ретировалась на лестничную клетку.
Дальше, наверное, с перепугу, они начали поливать, как из шланга, автоматным огнем все, что попало: стены, шкафы, холодильник, люстру и т.д. Этими действиями они пытались сразу убить двух зайцев: во-первых, поднять свой безнадежно упавший боевой дух, а во-вторых – морально подавить сопротивлявшихся… или просто их физически ликвидировать, застрелить.
Сломить дух людей, решивших отбиваться до последнего, альфовцам не
удалось. Им бы не удалось и взять их живьем, но у моих товарищей просто закончились патроны. Но достойно упоминания то, что даже такое яростное сопротивление не вызвало скотской злобы у бойцов «Альфы». Они не избивали задержанных и не глумились над ними. Лишь заковали в наручники и отвели в машину. Правда, предварительно раздев до трусов.
Кстати, а зачем это раздевание? Официальная версия гласит: личный
досмотр, поиск оружия и взрывчатых веществ. Возможно. Но вторая причина, безусловно, - психологическое давление. Человек, раздетый почти догола, чувствует себя униженным, опозоренным… Даже если он уверен в собственной правоте, все равно у него появляется ощущение морального дискомфорта, желание как-то прикрыть свою наготу. Такому человеку (по логике «правоохранителей») трудно достойно держаться на допросе, он не может сосредоточиться на вопросах, которые ему задают.
Часто одежду не возвращают вовсе. Холод, чувство стыда, допрос и
помещение в камеру в таком виде… Мерзость!
Случается и просто разграбление вещей задержанного. При этом
правоохранители, пожалуй, не преследуют специально никаких целей, кроме легкой наживы. Но для человека, у которого нагло отбирают его личные вещи, не занося их в протокол, то есть присваивают, - это, безусловно, тоже шок.

- Меня раздели до трусов уже в кабинете, - рассказывает Илья Р., -
говорят: «Тебе это уже не пригодится!», - и забрали кожаную куртку, мобильный телефон, свитер и джинсы. Я спросил, а в чем я буду ходить? В ответ ругань: «Прикажем – так и будешь ходить!». Правда, чуть позже, когда у меня уже зуб на зуб не попадал от холода, кинули в лицо обноски рабочей робы. В таком виде я и попал в камеру.
- А меня в райотдел везли на собственном «Мерседесе», - рассказывал
другой задержанный из Львова. – Сижу на заднем сидении в наручниках, рядом УБОПовец. За рулем и на переднем сидении тоже менты. Водитель и говорит одному из своих сослуживцев: «Слушай, неплохой руль, я его себе возьму». А сосед отвечает: «Резина новая, возьму себе». Я с ужасом понимаю, что мою машину уже поделили, а меня – как будто и в живых уже нет… Едем дальше. Один из ментов спрашивает соседа: «Коля, у тебя деньги есть?». Тот отвечает: «Сейчас посмотрю», и лезет ко мне в карман, как в свой, достает бумажник и вытягивает все деньги. «Есть», - говорит. Два часа я сидел в машине, а эти скоты пили водку и жрали шашлыки за мои же деньги. Правда, спасибо им сердечное, принесли мне два пирожка и минералку. Говорят: «Отвыкай от хорошей жизни, братан!». Но на этом все не закончилось: в райотделе раздели догола, забрали все вещи, а взамен дали какую-то вонючую робу. «У тебя не было никакой одежды», - мрачно, дыша перегаром, сообщил мне опер.
Эти два эпизода произошли в разное время и в разных концах Украины.
Из чего можно сделать вывод, что подобное поведение – не результат морального разложения отдельных оперов. Нет! Такова вся нынешняя «система по борьбе с преступностью». Мне кажется даже, судя по наглости сотрудников нынешней милиции, что грабить задержанных им негласно разрешено. Это как бы компенсация за низкие зарплаты. После задержания уже невозможно доказать, что у вас был мобильный телефон или дорогие туфли.
Прокурор, которому, теоретически, вы могли бы пожаловаться, тоже
является одним из руководителей так называемых «органов охраны правопорядка», и поэтому, разумеется, он поверит не арестанту, а своему коллеге, с которым они вместе, плечом к плечу, «самоотверженно» борются с преступностью. Так замыкается порочный круг. Милиционер всегда прав!

Доказать же, что на вас было оказано психологическое давление, вообще
невозможно. ПО прикрываются своими инструкциями, которых, кроме них, никому видеть не положено. Иногда складывается впечатление, будто и нет никаких инструкций, а есть ситуации, когда милиции все позволено. И они заранее знают, что за беспредел в отношении граждан, не принадлежащих к «элите», им ничего не будет.
Итак, задача процедуры задержания – не только в самом задержании, но и
в «подготовке» несчастного к первому допросу. Задержанный к началу допроса должен быть уже психологически и физически смят.
По своему опыту знаю: сотрудники ПО используют самые низменные
методы. Любая их реплика имеет смысл, даже если кажется абсурдной. Сразу после задержания и обыска, в кабинете СБУ, холеный мужчина в дорогом костюме, который даже не представился мне, начал разъяснять, что я должен дать показания, потому что я еще молодой человек и просто обязан спасать себя любой ценой. Услышав мой отказ, он изменил тактику и заявил, что я все равно буду сидеть, очень долго, в лучшем случае 15 лет, в худшем – пожизненно. Он убеждал меня, что выхода нет: все, кто попадает сюда, в СБУ, выходят очень редко…
Честно скажу, я хоть и не подавал вида, но его речи на меня
подействовали. Возможно, если бы не моя стопроцентная уверенность в правоте нашего дела, я и начал бы «спасать себя» по рецепту СБУшника, то есть – давать «правдивые» показания, оговаривая всех, кого знал!
Когда этот метод психологического давления у них не сработал, в кабинет
начали заходить разные люди с распечатками, якобы – прослушками моих телефонных переговоров. Они цитировали эти сомнительные документы и всем своим видом показывали, что все про меня уже знают. Мне оставалось только сделать безразличный вид и отмалчиваться.
После обыска, по правилам, у задержанного забирают ремень, шнурки из
ботинок, а также, у тех, кто имеет слабое зрение, отбирают очки. Аргументируют это просто: на шнурках и на ремне человек может повеситься, а линзами от очков – вскрыть вены. Когда я попал в камеру изолятора СБУ в Одессе, то понял всю надуманность подобных предположений. Повеситься я бы не смог потому, что через каждые три минуты в камеру заглядывал через глазок надзиратель, а вот вены вскрыть – вполне, оконное стекло было доступно. И оконным стеклом гораздо легче резать, чем линзами. Зачем же тогда все забирали?
Цель изъятия шнурков и ремня – явно не беспокойство за жизнь
задержанного. Это чушь! Задача другая – одной элементарной процедурой поставить человека в положение какого-то неполноценного элемента, изгоя, сумасшедшего, которому даже собственные очки доверить нельзя. Сразу вычеркнуть жертву из списка нормальных граждан, причем так, чтобы человек это понял, чтобы переживал, нервничал, испытывал не только физическое, но и моральное неудобство. Это еще один вид психологического давления.

У бойцов спецподразделений методы более топорные и еще
более отвратительные. Все передвижения задержанного производятся не только под конвоем, - узнику еще и натягивают на голову черный мешок, чтобы он ничего не видел. Объяснение: нельзя допустить, чтобы преступник запомнил дорогу, расположение коридоров и кабинетов. Но это тоже чушь.
На меня натянули такую черную шапку сразу же после того, как
защелкнули наручники, посреди родной улицы. По их примитивной логике, я не должен был видеть, куда меня повезут. Начнем с того, что это незаконно; но закон и ПО – совершенно несовместимые вещи… Я прекрасно знаю свой родной город и по количеству светофоров и поворотов безошибочно понял, что везут меня в УСБУ. Когда вели по двору, лестницам и коридорам этого монументального здания, несколько раз, как бы невзначай, натыкали меня, как слепого котенка, на углы, перила и двери. Это неприятно, а порою и больно, но главное – унизительно!

Перевозка задержанного в исполнении СБУшников - тоже своеобразный
спектакль. На лицо натянута шапка, ничего не вижу, руки в наручниках, туго затянутых за спиной. Положение – лежа лицом вниз на полу между сидениями микроавтобуса. Один из моих сопровождающих, развалившись на нормальном сидении, прямо надо мною, «любезно» поставил мне на спину свои ноги в спецботинках. И не для того, чтобы я не сбежал: совершить побег из такого положения не смог бы и Г.И. Котовский. Меня попросту хотели еще более унизить, растоптать в прямом смысле этого слова.
Помимо физических страданий, альфовцы в большом количестве
предлагают и нравственные издевательства. Большую часть дороги (120 км) от Одессы до Николаева они друг другу рассказывали, так, чтобы я слышал, что Че Гевара – шизофреник, и что я – тоже шизофреник, т.к. являюсь его последователем, и вообще зря они со мной возятся, - следовало бы завести меня в камыши и там пристрелить. Потом у меня начался сердечный приступ, но не от их глупых изречений, а от неудобства лежания на полу микроавтобуса...

Но в их арсенале есть и более утонченные способы вывести человека из равновесия. Всю дорогу, в промежутках между откровенными угрозами в мой адрес, альфовцы названивали по мобильному телефону своим многочисленным любовницам, назначали встречи в саунах, уточняли, сколько надо купить шашлыков, шампанского и водки. Я сначала не придавал этому значения: мало ли, ведь и бойцы «Альфы» тоже люди… Но потом я узнал, что подобные речи эти подонки ведут в обязательном порядке при конвоировании заключенных. Этим же рычагом пользуются и бойцы УБОПа, и даже следователи прокуратуры. Цель, с психологической точки зрения, вполне понятна. Они подчеркивают бесправное, бедственное положение схваченного человека. Мол, смотри: мы вечером будем пить водку, есть шашлыки и спать с красивыми женщинами, а ты будешь сидеть в камере и кормить клопов!
Согласитесь, читатель, что это - достаточно тонкое психологическое давление, рассчитанное именно на людей чувствующих и мыслящих. А вот фокус с шапкой, натянутой на лицо, напротив – способен деморализовать не то, что человека, а даже животное. Вам известно, что любое живое существо, будь то собака или кошка, сразу же начнут нервничать, если их лишить возможности видеть? Срабатывает инстинкт самосохранения - и у зверя, и у человека. Раз не видишь – значит, не ориентируешься в пространстве, не знаешь, откуда придет опасность, не можешь от нее защититься… Страшно! Вот этого и добиваются сотрудники ПО.

Но все это – лишь прелюдия к первому допросу. Только самое начало вашего хождения по мукам. Эти подонки добиваются, чтобы на первый допрос человек попал уже деморализованным, перепуганным и униженным, в угнетенном состоянии души. Да, эта присказка, - жуткая, чудовищная сказка впереди, и начинается она с выбитых зубов, разрубленных прикладом автомата голов, вкуса земли во рту, ударов лицом о грунт, с выломанных рук, стянутых наручниками за спиной, со всех «прелестей» задержания!..

Что этому можно противопоставить? Сказать трудно. Все зависит от конкретного человека. Подонки из ОП не оставят вам выбора. Если даже вы вполне законопослушный гражданин и ведете себя примерно, у вас все равно есть шанс получить прикладом в зубы.
Можно, конечно, жаловаться потом в Европу, в украинские суды. Можно и нужно! Но делать это надо грамотно: для начала, «снять побои» в ближайшем медицинском учреждении, найти не менее трех свидетелей ментовского беспредела… Но даже при соблюдении всех этих процедур успех судебного процесса против МВД крайне сомнителен. Система защищает своих цепных псов и не дает их в обиду.
Если же у вас есть серьезные трения с государством, если вы уже знаете, что вас ждет после задержания, и хорошо владеете оружием, которое при вас, - лучше отстреливаться до конца и живым в руки садистов не даваться.

 Отправлено: 21.02.09 22:08. Заголовок: ПЕРВЫЙ ДОПРОС ..

ПЕРВЫЙ ДОПРОС

Насмотревшись фильмов о сыщиках и лживых, прославляющих милицию телепередач К. Стогния «Криминал», доверчивый обыватель приходит к выводу: мужественные, без страха и упрека, бойцы спецподразделений и оперуполномоченные героически задерживают злых, кровожадных и беспощадных преступников, приводят их в отделение милиции, где в светлых кабинетах сидят симпатичные, благородные, одетые в костюмы, белые рубашки и галстуки, мудрые и принципиальные следователи. Они проводят допрос, и под грузом неопровержимых доказательств, не имея возможности противостоять дедуктивной логике следователя, задержанный дает показания, признается во всех грехах и подписывает все документы…
Такая идиллия бывает только в кино. Перед тем, как попасть к вежливому (да, да, не удивляйтесь) следователю, задержанный проходит ад первого допроса. И проводит первый допрос отнюдь не следователь. В каждом современном милицейском подразделении есть спецкоманда, где присутствуют и молотобойцы, специализирующиеся на обычных побоях, и профессиональные палачи, умеющие применять самые изощренные пытки. Они-то и займутся вами для начала.
- Бойцы «Альфы» и «Беркута» нас не били, - рассказывает Игорь Данилов, один из задержанных в Николаеве. – Отвезли в Ленинский РОВД. В дороге альфовцы смотрели на нас, как на смертников: «Ребята, вам п…ц! За своих офицеров они вас поломают». Мы и сами догадывались, что пощады не будет, за подстреленных нами оперов они отомстят. Я старался морально подготовиться… Но к тому, что началось в РОВД, - подготовиться нельзя.
Сначала молча, с остервенением били чем попало: резиновыми дубинками, кулаками, ногами. «Ну, сука, мы тебе покажем!» – приговаривали они. Я терпел, полагая, что их заряд злобы когда-нибудь да закончится. Но я ошибался. Теряя силы, в какой-то момент не выдержал и закричал им в лицо: «Ну, уроды, погодите, как стрелял вас, так и буду стрелять!». В ответ последовала новая вспышка агрессии. Меня принялись топтать ногами, прыгать по моим рукам, стянутым наручниками. Через пять минут я уже кистей рук не чувствовал. Руки у меня были заведены за спину, поэтому я их не видел, чувствовал лишь невыносимую боль… И еще – ощущал, как кровь стекает по телу.
Это было только начало. Они все более сатанели. Прыгали на моей грудной клетке. Несколько раз я терял сознание. Приходил в себя в углу кабинета на полу, в луже ледяной воды. Что интересно - видно, срабатывала защитная реакция организма: нервная система периодически отключалась, да и холода я не чувствовал. Под конец притупилось и чувство боли, - осталась только ненависть к этим скотам в образе человеческом.
Но, как оказалось, это был еще не допрос. Они мне сами сказали: «Это только разминка!». Допрос начался потом. Руки мне перевели, так же в наручниках, вперед, согнули ноги в коленях, вставили лом под колени и повесили между столами. Я опять потерял сознание. Они привели меня в чувство нашатырем. Одели противогаз. Дальнейшая методика проста: сначала пережимают шланг, лишая воздуха. Человек начинает, естественно, задыхаться. Тогда резко открывают шланг и к отверстию подносят ватку с нашатырем. Я судорожно втягиваю воздух, но вместо него – вонь нашатыря… Ощущение такое, словно резанули ножом по легким! Как ответная реакция – у меня началась рвота. Вырвало прямо в противогаз. Тогда меня сняли с лома и подтащили к зеркалу: «Смотри, сука, на себя!». Я себя не узнал. Истерзанное лицо, все в кровоподтеках, да еще весь в блевотине. Спросили: «Нравится?» – и опять на лом.
- А какие-то вопросы, касающиеся уголовного дела, задавали?
- Ничего конкретного. Требовали: «Рассказывай все, что знаешь!». Я
отказался. Нашатырь и противогаз повторяли бессчетное количество раз. Сколько – точно сказать не могу. Неоднократно меня рвало кровью. Терял сознание – обливали водой. Опять вопрос: «Что знаешь?». Очень удивились, когда я опять отказался говорить. Опять лом…
Кроме того, они показали себя и законченными извращенцами. Сорвали с
меня трусы, орут: «Мы тебя сейчас палкой в…ем!». Для пущего страха, действительно, приволокли швабру. Честно скажу – мне уже было все равно. Выбор не большой: вишу на ломе, в противогазе, без трусов… Совать мне в задницу швабру они не стали, а вот к яйцам и члену подключили электрический ток. Опять терял сознание. Такое вытерпеть нельзя…
Говорят, Нину, несовершеннолетнюю девушку, задержанную вместе с
нами, не только избили, но и угрожали изнасиловать то ли с помощью милицейской дубинки, то ли по-старинке, всем райотделом, как насиловали царские казаки схваченных революционерок. Привели эти угрозы в исполнение или нет, - не знаю. Возможно, и не успели, - малолетка Нина быстро сломалась и начала не только рассказывать все, что знала сама, но и подтверждать любую ахинею, которую менты ей диктовали.
Олег Алексеев (еще один задержанный в Николаеве по «комсомольскому»
делу, - авт.) пережил меньше, чем я. Сломался и начал давать показания. Хотя, на мой взгляд, чем больше говоришь, тем больше пытают. Во время допроса Олег в отчаянии схватил со стола у следователя шариковую ручку и воткнул ее себе в глаз - хотел покончить с собой. Не получилось… Но после этого его больше не пытали.
Мне еще, для верности, загоняли под ногти иголки. Кошмар… Но не хуже
пытки электричеством.
- А кто из работников райотдела участвовал в избиениях и пытках?
- Почти все. На меня приходили посмотреть все без исключения. Кто-то
советовал, как лучше пытать, и что еще со мной можно сделать. Другой почти просил шепотом, чтобы я воздержался от угроз, не говорил вслух, что «всех их постреляю». По-разному, но руку приложили почти все сотрудники Ленинского райотдела города Николаева.
Гораздо позже, когда я начал наводить справки о моих палачах,
результаты меня просто шокировали. Ну, например, Шевчук Олег Александрович, майор, начальник розыска Ленинского РОВД, оказывается, не кадровый офицер милиции, а бывший преподаватель, пришел в органы из школы. Но иголки загонял мне под ногти вполне профессионально… Хотя, мне сравнить не с чем, - не знаю, как это делали гестаповцы.
А били, повторю, все. Зиборов – следователь райотдела, Орлов Вадим
Борисович – старлей, оперуполномоченный, Конюнов Виталий Борисович – какой-то инспектор в райотдле, Полещенко Николай Валентинович – дознаватель, Кукушан Сергей Викторович – майор, начальник РОВД по работе с персоналом, Гринчук А.А. – зам. начальника отдела уголовного розыска.
Пытали и били, действительно, кому не лень. Эти уроды специально даже
домой не ушли. Руку приложили и работники отдела по борьбе с наркотиками. Заместитель начальника БНОН Белоусов А.В., Руденко С.Н. – из этого же отдела, Нестеренко Юрий Викторович – вообще техник-криминалист и по совместительству кинолог.
И еще целая группа палачей с красивым названием «Осуществление
охраны задержанных»: Глущенко Р.Б., Бобрученко И.В., Борщик В.М., Демченко С.М., Горбатюк А.Н., Лях Д.Ф.
Только через два для ко мне допустили адвоката. Он поднял скандал,
увидев мою рожу, и настоял на проведении медицинского освидетельствования. К моему удивлению, эксперт не соврал и подробно описал все повреждения, включая поломанные ребра. Прокуратура обязала провести служебную проверку. Провели… Начальник Ленинского РОВД г. Николаева написал: «В ходе служебной проверки факты пыток и побоев не подтвердились». Я так понимаю, Дробот – начальник Ленинского РОВД – сам же эту проверку и проводил. И что он мог написать?! После того, как он сам лично прыгал ногами по моим рукам?..
Спать не давали. В туалет не водили. Да и надобности не было – я раз пять
под себя мочился от боли. Порой казалось – все, оставили в покое… Я, как был голый, сворачивался клубочком в углу кабинета, на полу возле сейфа. Старался уснуть. Но не тут-то было! Происходила «смена караула» - одни палачи сменяли других, и все начиналось сызнова.
Следователи прокуратуры Бионосенко В.В. и Бондарев О.В. совсем не
опасались возможных последствий пыток и первый допрос снимали на видеокамеру. Они были уверены, что система не даст их в обиду. Но и это не все: Бионосенко В.В. постоянно повторял очень ласковым тихим голосом, что он советует говорить «все как надо», иначе меня вернут в подвал. Что это значит – я очень хорошо понимал.

Слушая рассказ Игоря, трудно поверить, что живем мы в ХХI веке! Да,
очень трудно поверить, что такое возможно в современном, якобы демократическом государстве. Но факты – упрямая вещь. Игорь Д. Сидел вместе со мной в Николаевском изоляторе временного содержания, через две камеры от моей. Дабы создать неудобство заключенным, не дать подружиться товарищам по несчастью, администрация изолятора время от времени переводит людей из одной камеры в другую (о чем речь пойдет ниже). Так вот, в результате этой перетасовки, однажды ко мне в камеру кинули молодого парня – бывшего сокамерника Игоря. То, что рассказал этот парень, повергло меня в ужас, хоть я к тому времени и сам достаточно натерпелся:
- Игорь лежал почти в бессознатель

 Отправлено: 21.02.09 22:10. Заголовок: В Киеве, в квартире,..

В Киеве, в квартире, которую снимали «комсомольцы-террористы», не
было оружия. Но во время обыска чудесным образом под подушкой (!) был обнаружен пакет: две тротиловые шашки, 30 патронов к автомату Калашникова, завернутые в газету «Совет рабочих депутатов», издававшуюся полулегально… И суд не смутило то обстоятельство, что среди оружия, изъятого у других членов группы, автомата не оказалось, а теракт возле здания СБУ, в котором их обвиняли, совершен был с помощью самодельного взрывного устройства. Зачем бы нужно было что-то выдумывать, мастерить взрывное устройство, заниматься кустарщиной, если под подушкой лежит готовый тротил? Но суду глубоко плевать, что нарушены логические законы. Они и на нарушение юридических законов смотрят сквозь пальцы!

Таких случаев – бесчисленное множество. При том ПО, с помощью
средств массовой информации, всеми силами создают свой непогрешимый светлый образ!.. Ошибок у них вообще не бывает! Ну, а если в действительности у задержанного ничего не оказалось, то это непорядок, но можно исправить, что-нибудь задержанному подкинув.
В чем причина всего этого кошмара? Неужели на Украине правит военно-
полицейская хунта? Нет, что вы! Украина строит демократическое общество. Правоохранительным органам (ПО) предписывается соблюдать:
1) «Принцип равенства граждан перед законом, отражающий традиции
демократизма гражданского общества, а также необходимость объективного подхода к анализу деятельности субъекта, независимо от его общественного и имущественного положения». (Это из учебника юридической психологии).
Вот только, внимательно изучив деятельность ПО, мы не видим никакого
«объективного подхода к анализу деятельности». В реальности - работники ПО свободно могут создать миф о деятельности любого гражданина. В зависимости от того, насколько этот гражданин считается опасным для государства. А иной раз и от того, насколько необходимо «улучшить процент раскрываемости» преступлений.
Потом этот миф скрупулезно, но односторонне анализируется, - и
начинается процесс создания образа преступника. Чуть позже принимается решение, что именно подбросить данному гражданину, оружие или наркотики, чтобы придать образу больше достоверности. С чего начать уголовное дело, чтобы все выглядело более-менее правдоподобно. Хотя данное условие, как видим, даже не всегда соблюдается…
«Общественное и имущественное положение» на практике тоже играет
немаловажную роль, но об этом ниже.
2) «Принцип презумпции невиновности означает недопустимость
предубежденного и необъективного подхода к принятию решения. Будь то решение о привлечении к уголовной ответственности, либо о прекращении уголовного преследования.
Каждый обвиняемый, подозреваемый имеет право на защиту.
Установка следователя на несомненную виновность подозреваемого,
целенаправленный обвинительный подход к делу, предвзятая трактовка фактов являются одним из признаков профессиональной деформации юриста". (Цитата оттуда же).
Трудно допустить, что «юрист», избивая подозреваемого и натягивая на
него противогаз, размышляет о принципе презумпции невиновности. Воскресло и прочно прижилось высказывание прокурора Вышинского: «Чистосердечное признание – царица следствия».
Да, возможно, это так, - в том случае, если человек добровольно признался
в совершенном преступлении. А если он это сделал под пыткой?
Именно чтобы обезопасить граждан от такой ситуации, в Уголовно-
процессуальном кодексе написано, что, «помимо признания обвинение должно строиться и на других объективных доказательствах». Следователи пытаются собрать такие доказательства, но низкий уровень интеллектуального и профессионального развития часто не позволяет им это сделать. Тогда они прибегают к пыткам и попросту выбивают «признание».
А чтобы их методы не сделались достоянием гласности, современные
украинские следователи делают все возможное, чтобы не допустить свидания задержанного с настоящим адвокатом, подсовывают «своего» адвоката, который скромно «не заметит» истерзанного состояния подзащитного.
Кончается тем, что следователь уже не может отказаться от
обвинительного подхода и предвзятой трактовки фактов. Вед доказательств нет! Есть признание под пыткой. Если следователь усомнится в истинности такого признания, то ему придется дать юридическую оценку фактам применения пыток. Но тогда он подставит своих коллег-оперативников. Этого следователь сделать не может. Во-первых, ему не хочется прослыть в учреждении белой вороной, да и корпоративная солидарность – не последний фактор, определяющий поведение человека… А потом – начальство ведь по головке не погладит! Следователь лишь называется «процессуально независимым», а на самом-то деле крепко повязан и зависит от той государственной машины, на которую работает. Если противопоставит себя этой машине – она его попросту раздавит.
3) Принцип справедливости требует, чтобы при расследовании уг. дела
работники милиции, следователи, судьи и прокуроры опирались только на неопровержимые доказательства, действовали на основании правовых норм, а не указаний «сверху». И, в конечном итоге, определяли бы меру наказания в соответствии с тяжестью содеянного и характеристиками конкретного человека. Нарушение этого принципа приводит к грубым ошибкам в работе следствия и суда.
Впрочем, можно ли называть ошибкой, когда работники ПО знают
прекрасно, что неправы, и все равно делают!..
4) Принцип гуманности требует уважения к личности в процессе
дознания, следствия и суда, соблюдения норм этики. Принцип гуманности несовместим с ущемлением человеческого достоинства, применением угроз, гипнотического воздействия. Согласно учебнику юридической психологии, при допросе недопустимы даже наводящие вопросы или подсказки, так как они содержат элементы внушения. Что уж говорить о ситуациях, когда человеку просто ломают ребра…
Как хорошо, как правильно, как демократично изложены эти принципы в учебнике для будущих работников правоохранительных органов!..
Однако я узнал у студентов Одесской юридической академии, что, оказывается, этот очень важный предмет изучается только на первом курсе и только в первом семестре. По юридической психологии не сдают даже экзамен – только зачет, который, учитывая чудовищную коррупцию в академии, легко можно купить.
Возможно, и это тоже – одна из причин, почему в реальной действительности работники ПО применяют такие чудовищные методы допросов? Ведь они понятия не имеют о нормах этики, предписывающих уважать достоинство любого гражданина, в том числе и лишенного свободы. И, в 99 случаях из ста, с удовольствием применят «аппаратурные методики»: пытки, психологическое давление (включая угрозы в адрес родных и близких арестанта), внушение, еще черт знает что… Лишь бы повысить пресловутый свой процент раскрываемости! Им невдомек, что такая «борьба с преступностью» не только не в интересах демократического общества, а во вред обществу.
Вообще нет смысла сравнивать эти демократические принципы, красиво изложенные на бумаге, с украинской реальностью.
Вывод неутешительный – на Украине царит полицейская диктатура.

Теперь стоит разобраться, используя милицейский учебник психологии, почему именно так работают сотрудники ПО.

 Отправлено: 21.02.09 22:11. Заголовок: ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ПОРТ..

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ПОРТРЕТ СОТРУДНИКА
УКРАИНСКИХ ПРАВООХРАНИТЕЛЬНЫХ ОРГАНОВ

Уверен, что для большинства населения Украины сотрудник милиции, СБУ, прокуратуры неразрывно связан с образом честного, умного, бескорыстного, принципиального человека, беспощадного борца с преступностью, защитника общества.
Возможно, такие еще сохранились. Но их меньшинство. Сама система выдавливает их из своих рядов, увольняя, отправляя на пенсию и в отставку. Такие люди сейчас не востребованы.

На психологическом уровне известны три способа подчинить своей воле другого человека:
1) Убеждение. Это сложный метод, так как требует от личности, его
применяющей, развитого интеллекта, знания логики, определенных ораторских способностей.
2) Внушение. Называя вещи своими именами, это вторжение в сознание
человека. И, как правило, непрошеное, происходящее без согласия того лица, к которому применяется. Примеры: гипноз, религиозные обряды, программирование…
При внушении осуществляется целенаправленное словесное или образное
воздействие, вызывающее некритическое восприятие и усвоение какой-либо информации. Так можно прививать людям идеи, по существу чуждые нормальному человеку. (Есть множество примеров, когда в религиозном экстазе верующие совершали преступления, на которые никогда не отважились бы, если бы были атеистами).
Метод внушения и его разновидность – самовнушение – может быть
использован и во благо. Он эффективно применяется в психотерапии, а также при решении воспитательных задач.
3) Манипулятивное воздействие. Это форма межличностного общения,
при которой воздействие на партнера по общению с целью направить его сознание в нужное русло, осуществляется скрытно. Манипуляция предполагает объективное восприятие партнера по общению, стремление добиться контроля над поведением и мыслями другого человека. Манипулятора характеризует лживость и примитивность чувств, апатия к жизни, чрезмерный самоконтроль, цинизм, недоверие к себе и другим.
Принципы демократии запрещают использовать в работе с
подозреваемыми внушение и манипулятивное воздействие. То есть следователь должен использовать метод убеждения.
Но в действительности следователи почти никогда этого не делают. Ведь
метод убеждения – слишком долгая история! Изо дня в день надо убеждать человека сознаться в преступлении… за которое грозит соответствующий срок лишения свободы. То есть, надо убедить подследственного поступить вопреки его (подследственного) интересам во имя таких высоких понятий, как честность, справедливость, общественные интересы и т.п.
Для начала необходимо, чтобы следователь сам в эти высокие понятия верил. Чтобы у следователя была репутация порядочного, честного человека.
Согласимся – трудновато!..
Гораздо охотнее нынешние работники ПО применяют два других метода.
Но и это не всегда дает быстрые результаты: человек, находясь во враждебной обстановке, ощущая со всех сторон опасность, интуитивно защищает свое сознание. Даже если никогда не читал учебника психологии.
Поэтому ни внушение, ни манипуляция сознанием не применяются в
чистом виде, а лишь в комплексе с причинением физических страданий. Действительно, арестант куда скорее поддается внушению и даже убеждению… после пытки противогазом и висения на ломе.
Но то, что следователи таким образом экономят свое драгоценное время, -
лишь одна сторона медали. Другая сторона – еще хуже. Очевидно, следователи сейчас – далеко не интеллектуалы, не владеют ни логикой, ни искусством убеждения, ни достаточной профессиональной подготовкой, чтобы отсутствие признательных показаний обвиняемого восполнить иными доказательствами… Или же – установить невиновность подследственного и иметь смелость сказать об этом.
Почему же в милицию в последнее время идут туповатые молодые люди с
садистскими наклонностями?
Рассмотрим психологические мотивы, заставляющие их наниматься на
работу в ПО.

«В мотивации следственной (и вообще юридической) деятельности
обычно выделяют следующие типы:
1) Адекватный тип. У лиц этого типа ценностные ориентации и
связанные с ними мотивы профессиональной деятельности согласуются с реальным, общественно-значимым поведением, что соответствует требованиям профессионального и этического характера… Такой тип проявляет выраженную мотивацию «на дело», то есть защиту интересов и прав граждан, борьбу с преступностью и т.д.
2) Ситуативный тип мотивации. Решающее влияние в выборе
профессии на таких людей оказывают факторы, характеризующие внешнюю ситуацию: материальные соображения, место жительства, престиж профессии в глазах окружающих, ее романтическая притягательность.
3) Конформистский тип мотивации. У лиц этого типа выбор профессии
происходит под влиянием референтной (субъективно высоко значимой) группы, нормы которой для человека являются главным регулятором поведения. Этот тип мотивации близок к ситуативному типу.
4) Компенсаторный тип мотивации. Лица данного типа избирают
юридическую специальность, как область деятельности, где имеется возможность преодолеть в себе слабые стороны характера (неуверенность, тревожность, мнительность, замкнутость, переживание личной несостоятельности, некоммуникабельность), низкие самооценки личности. Итогом такого сочетания душевных качеств бывают серьезные профессиональные ошибки и нарушения закона.
5) Криминальный тип мотивации. Он характеризуется неявной
антисоциальной направленностью, как правило, маскируемой правильными формулировками. Эти лица стремятся использовать юридическое образование в своих целях, не соответствующих высоким требованиям, предъявляемым к моральному облику юриста».
Ни для кого не секрет, что мы живем в мире гипертрофированного
материализма, где буквально все (включая любовь и честь) имеет свою цену, все можно купить и продать. Как следствие, страну потрясают коррупционные скандалы. В. Стретович (глава Комитета Верховной Рады по борьбе с коррупцией и организованной преступностью) обличает бывшего Генерального прокурора С. Пискуна и главу Верховного Суда Украины и обвиняет их в создании коммерческих структур на льготных условиях и «крышевании» этих структур. Стретович открыто заявляет, что материалы по этому делу передаст только в международные судебные инстанции, т.к. отечественному правосудию не доверяет.
Политики на самом высоком уровне делают заявления о честности, об
отделении бизнеса от власти… А через полгода эти политики уходят в отставку и оказывается, что они – «владельцы заводов, газет, пароходов». Таков, например, П. Порошенко – владелец кондитерской фабрики «Рошен», сети особняков и многого другого. Среди депутатов Верховной Рады 30% - миллионеры.
Служащие низовых структур власти берут пример со своих патронов.
Мэры городов, чиновники администраций, не стесняясь, берут взятки, прикрываясь мундиром и буквой закона, нахально грабят тех же предпринимателей. Врачи спекулируют лекарствами и сдирают по три шкуры с больных, позабыв и про совесть, и про клятву Гиппократа.
Милиция, не боясь ничего, «крышует», спасая от ответственности, наркоторговцев, по заказу богатых фирм устраняет коммерческих конкурентов, возбуждая уголовные дела. СБУ контролирует самые крупные коммерческие структуры, - естественно, получая за это достойную мзду.
ГАИшники, как сидели в кустах у дороги, так и сидят, собирая дань с водителей.
Судьи за деньги выносят «нужные» приговоры.
Работники народного образования, начиная с нянечек детских садов и заканчивая профессорами академий, бессовестно обирают учащихся и их родителей.
Причина этой вакханалии, как я уже сказал, - гипертрофированный материализм (в самом ненаучном смысле этого слова), следствие экономической системы, царящей в Украине, - капитализма.

Чтобы разобраться в том, откуда взялось столько подонков-милиционеров, рассмотрим сначала одно из учебных заведений, где их готовят.
Одесская Юридическая академия значится в числе элитных юридических ВУЗов Украины. Здесь учатся будущие судьи, прокуроры и т.д. Поступление в Юридическую академию стоит от 10 до 20 тысяч долларов США. Понятное дело, что обычному гражданину туда не попасть. Для этого надо иметь либо большие деньги, либо связи. Либо – то и другое.
Трудно допустить, что все сынки и дочки богатых или руководящих родителей – умные, честные, бескорыстные юноши и девушки. Скорее наоборот. Ведь честных среди богатых – единицы… В самом деле, как честному стать богатым? Приблизительно такое же мизерное количество честных людей наблюдается и в среде крупных госчиновников. Какими могут они воспитать своих детей? Ответ очевиден: только такими же, как сами. Даже если внушать детям на словах самые высокие идеи и проповедовать самые лучшие душевные качества, подростков 13-15 лет уже очень трудно обмануть. Они видят, какой образ жизни ведут родители, и берут с них пример. Конечно, есть исключения, но они только подтверждают правило.
На обучение ребенка в ВУЗе родители тратят огромные суммы. Не удивительно, что учеба в Юридической академии (или попросту в школе милиции) рассматривается, как бизнес. Папа с мамой вложили деньги – и теперь ждут возврата вложенных средств. Причем, обязательно с прибылью.
Поэтому рассматривать первый тип мотивации (адекватный) не имеет смысла. Людям, искренне защищающим интересы граждан и по-настоящему борющимся с преступностью, почти невозможно сюда проникнуть. Они, повторюсь, вымирающий вид, пережиток прошлого. Система выдавливает их, как инородное тело.
Подавляющее большинство сотрудников ПО относятся к ситуативному и конформистскому типам мотивации при выборе профессии. Хотя романтическая притягательность милицейской службы их вряд ли волнует. Жажда наживы, стремление любой ценой вернуть вложенные в обучение деньги, - вот это, действительно, имеет значение. Также и внешний антураж: модные костюмы, шикарные иномарки, дорогие мобильные телефоны, евроремонты в квартирах и в кабинетах…
Чтобы убедиться в этом, мой недоверчивый читатель, подойдите в рабочий день к прокуратуре, УБОП, любому суду или зданию СБУ. Вы увидите там хорошо одетых, самоуверенных господ и дам, подъезжающих на очень дорогих машинах. Это не подозреваемые приехали на допрос, это сотрудники правоохранительных органов прибыли на работу.

Добиться материальных благ, используя профессию юриста, можно двумя способами. Оба способа недостойные, но один – явно преступный, а другой – прикрыт флером внешнего приличия.
Говорить о борьбе с преступностью бессмысленно, поскольку преступность есть источник дохода многих работников ПО. Они могут раз в месяц задерживать одного и того же человека, заведомо зная, что он преступник, и каждый раз его выпускать – за соответствующую сумму. Понятно, что шансы быть выпущенными имеются лишь у платежеспособных преступников. Неплатежеспособные пойдут под суд и получат срок.
Борьба с наркобоссами только имитируется. Отдел по борьбе с незаконным оборотом наркотиков систематически посещает особняки наркодельцов, снимая с них дань. Те откупаются и продолжают продавать наркоту. А в тюрьму, для выполнения плана, идут наркоманы.
Данью облагается любой незаконный бизнес. Функции рэкета, которые раньше выполняли бритоголовые парни из «бригад», перешли к ПО. Бандиты же, если и пытаются обложить данью наркобаронов, получают «по полной программе» за вымогательство. ПО ревниво охраняют своих клиентов.
СБУ, прокуратура, работники райотделов – все участвуют в этом преступном бизнесе. (О судейском корпусе разговор пойдет ниже). Это один из распространенных способов «делать деньги».
Я уж не говорю о многочисленных официальных коммерческих фирмах, которые «правоохранители» и государственные чиновники открывают на имя жены, тещи, а порой и на свое собственное!..
Второй способ менее прибыльный, но не менее безнравственный. Тут во главу угла ставится служебный рост любой ценой. Карьеру делают буквально на костях… Причем, не только преступников, но и вполне законопослушных граждан, на которых «вешают» нераскрытое.
Вся члены следственной группы СБУ, которые вели нашумевшее
«Дело одесских комсомольцев», пошли на повышение, получили внеочередные звания. Следователь Коваленко (тот самый, который любит предлагать секс женам своих подследственных) переведен из провинциального Николаева в Киев, в центральный аппарат УСБУ. И никого не интересует, что одна из женщин (проходившая по делу всего лишь свидетельницей, после общения с этим офицером получила инсульт).
Одно из условий быстрого служебного роста – скорость и «качество» расследуемых дел. Ради этого в ход идет все: подбрасывание подозреваемым «вещдоков», пытки, угрозы… Результат – «чистосердечное признание» и передача дела в суд. Здесь крайне негативную роль играет и так называемый «план раскрываемости». Интеллекта и опыта, чтобы раскрывать преступления, у работников ПО не хватает, вот они и делают «план», ломая кости и судьбы людей. А то ведь за невыполнение плана начальство заругает и премии лишить могут!..
В рассматриваемых случаях и получение специальности юриста, и аморальные методы работы имеют целью лишь добывание денег и высокого служебного положения (дающего возможности добыть еще больше денег и обезопасить себя от какой-либо ответственности). Романтика, жажда подвига, идея борьбы с преступностью – канули в Лету.
Конформистский тип мотивации вполне понятен. Отец, допустим, полковник милиции. Он с самого детства будет внушать сыну преданность своему клану. Сын, в свою очередь, придя на работу в ПО, уже будет знать о корпоративной солидарности. Из-за этого вполне реального явления роль прокуратуры, как органа, надзирающего за соблюдением законности, превращается в фикцию. Прокуратура – это одна из структур корпорации.
Получается абсурд. Человека арестовывают, еще не доказав его вины, обращаются с ним уже как с преступником, бьют, пытают, выбивая «признание»… Человек через адвоката направляет жалобу в прокуратуру. Та назначает служебную проверку - и не обнаруживает фактов, подтверждающих применение пыток.
Впрочем, в данном случае нет смысла даже возмущаться: по-другому и быть не может. Неужели есть еще настолько наивные люди, которые могут думать, что прокуратура защитит зека и накажет сотрудника УБОПа, своего друга, с которым проверяющие из прокуратуры учились в одном учебном заведении, дружат семьями, вместе выезжают на пикники? Нет. Корпорация – как монолит. Ее никакому закону не пробить. Она – как та пресловутая изба, из которой не выносят сор. Вот и создают сотрудники ПО свой имидж непогрешимых, святых борцов с преступностью. Почти ангелов.
Компенсаторный тип мотивации с точки зрения психологии самый опасный. Рассмотрим это опять же на примере «Дела одесских комсомольцев», - просто потому, что оно получило общественную огласку, как одна из первых попыток восстать против бесчеловечного капиталистического строя.
- Мы спокойно шли по центральной улице Николаева, - рассказывал
сокамерникам Игорь Данилов, главный участник николаевских событий. – Вдруг слышу за спиной голос: «Эй, аллё! Стоять!». Мы, понятное дело, не реагируем. Слышу топот – догоняют. «Вы что, глухие?! Мы хотим с вами познакомиться!». Оборачиваемся: перед нами ожившие образы Тарапуньки и Штепселя. Одеты одинаково, в дежурные кожаные куртки, только один – маленький, почти карлик, а второй – двухметровое создание в очках. Этот здоровый и говорит: «Вы что, уроды, глухие?!». Я в шоке. Спрашиваю: «Кто ты такой, чтобы оскорблять?». В ответ: «Не базарь, руки вытащить из карманов! Милиция!». И оба достают какие-то корочки...
Игорь выполнил приказ этих двух «уродов» – вытащил
руки из карманов. Правда, в правой руке у него оказался пистолет. Ну, и как поступили Тарапунька и Штеспель, они же опера Ленинского РОВД г. Николаева Крыгин и Шевенко, - что бы вы думали?.. Если бы дело происходило в детективном кинофильме, то они бы, конечно, бесстрашно кинулись на вооруженного преступника, чтобы задержать и обезвредить его. Но нет, читатель, жизнь – это не кино! В глазах реальных Крыгина и Шевченко отразился животный страх. С криками ужаса они позорно бросились бежать.
- Поверьте, я не хотел их убивать! – рассказывал дальше Игорь. – Если б
хотел – убил бы. А так вижу – бегут, как зайцы, думаю: а ведь могут и подкрепление вызвать… Короче, решил их просто вывести из строя. Одному задницу прострелил и другому тоже.
Вот такие «героические» опера служат в украинской милиции.
Но самое интересное произошло, когда Игорь уже сидел в
николаевской тюрьме, местные преступники, узнав, что он стрелял в Крыгина и Шевченко, от души его благодарили! Они объяснили: в Ленинском РОВД эти два опера числились самыми изощренными садистами, больше всех «старались» на допросах, проявляли рьяную изобретательность, пытая заключенных.

Психология – поистине великая наука. Пример этих двух подонков
подтверждает многие теоретические научные положения. Самые трусливые, подлые, низкие – оказываются и самыми жестокими.
Мне кажется, данный пример очень показателен. Можно представить,
какой процент сотрудников ПО страдает неуверенностью в своих силах, мнительностью, переживают личную несостоятельность, да и вообще маются комплексом неполноценности! Если судить по массовости применения пыток и систематическим издевательствам над заключенными, - сотрудников с такими психическими отклонениями подавляющее большинство…
Но уверен - решающим мотивом при выборе профессии является все же
меркантильность. Оно и понятно: жадность – родная сестра подлости, жестокости, трусости.
Сложно понять другое. Раньше в милицию (и в юридические учебные
заведения тоже) был очень строгий отбор. Принимали только тех, кто отслужил в армии, имел хорошие характеристики и прошел тестирование у психолога. Сейчас этого нет. И результаты, как видите, налицо! Уже и в правоохранительных органах безраздельно правит его величество денежный знак. Покупаются и дипломы, и характеристики, и результаты любых тестов. Раньше не могло быть и речи о сотруднике милиции с судимостью – сейчас это в порядке вещей.

А теперь мы подошли к рассмотрению последнего типа мотивации при
выборе людьми юридической профессии, - криминальному.
Думаю, целенаправленно, заранее осознавая, что придется нарушать
закон, никто такую профессию не выберет. Одни это представляют себе абстрактно, другие – вообще не представляют, третьи даже уверены, что все делают правильно. Вторые и третьи – самые опасные. У них отсутствует то, что присуще любому преступнику – чувство опасности, инстинкт самосохранения и хотя бы подсознательное ощущение своей вины за содеянное.
Как я уже говорил, сейчас широко распространено вливание в ПО
преступного элемента. Нет, не непримиримых закоренелых преступников; эти правоохранительную систему ненавидят и никогда не пойдут туда работать. Да и она не примет таких в свои ряды. Разговор идет о богатых папенькиных сынках с ярковыраженной криминальной психологией.
Таких примеров достаточно. Вот типичный средний студент ОНЮА
(Одесской национальной юридической академии). У него папа – руководящий сотрудник нефтяного бизнеса. А сынок учится на судебно-прокурорском факультете. Понятное дело, он ни в чем не нуждается. Но это не мешает ему совершить банальное преступление против чужой собственности. Обкурившись гашиша или объевшись наркотических таблеток, он, в компании таких же уродов, нападает вечером на прохожего. Грабеж, в народе называемый «гоп-стоп». Ясное дело, папашка отмазал парня, заплатив нужную сумму следователю райотдела. При том, прошу ни на минуту не забывать, что «гоп-стопник», избежавший заслуженного наказания, это будущий судья или прокурор! Ведь из Юридической академии его даже не отчислили.
Еще пример. Парнишке 17 лет. Папа – один из руководителей УБОПа в
Одессе. Также не бедствует, - скорее бесится с жиру. Наркотики, алкоголь, хулиганства, грабежи… Папа стоит на таком служебном уровне, что ему не составляет труда выгородить свое чадо при любой ситуации. Будущее у паренька, несмотря на преступную психологию, предрешено, - пойти по стопам папы-УБОПовца. Он становится курсантом школы милиции… В настоящее время – уже молодой лейтенант, сотрудник Киевского РОВД г. Одессы.
Сейчас появилось новое поколение ментов. Они, как хищники на охоте,
караулят в кустах возле аптек, где продается тримеадол (наркотическое вещество), ловят наркоманов, забирают у них эту гадость, но протокол не составляют. Они сами потом употребляют эти таблетки! Уверен, эти негодяи и пришли в систему ПО уже будучи наркоманами. Но зависимость от наркотиков – еще не преступление, это скорее болезнь. Преступниками они сделались уже после того, как надели милицейскую форму.
А теперь Вам, читатель, судить, по какому типу мотивации,
криминальному или компенсаторному, пришли работать в органы следующие «герои» нашего путешествия по зловонным коридорам украинской правоохранительной системы.

Уже известный нам Калининский РОВД г. Донецка. Работал здесь некий
Алексей со славной фамилией Верещагин. Работал опером. Как все, работал. Бил и пытал, выбивая показания. Но ему этого показалось мало. То ли зарплаты не хватало на жизнь, то ли премию за хорошую «раскрываемость» не дали… Воспаленный мозг Верещагина родил оригинальную схему.
Задерживает группа Верещагина человека, подозреваемого в разбоях.
Понятное дело, бьют. Официальных документов о задержании не оформляют. Несчастный неделю сидит, лежит, валяется избитый в кабинетах РОВД… Хотя юридически считается, что он на свободе!
Под пытками Верещагин заставлял людей подписывать пустые листы. После этого группа Верещагина выезжала, одевала маски и совершала разбои.
Дальнейшее – дело техники. В кабинете РОВД, на подписанных
задержанным бланках, излагались подробности совершенных операми разбоев. Очень просто: человек заперт в кабинете работника милиции, но, тем не менее, совершает в городе разбой.
И, поверь, читатель, Верещагину все бы сошло с рук, но случилось досадное для оперов недоразумение: «правоохранители» совершили налет на пункт обмена валют, расположенный напротив здания областного УБОПа… Опера-разбойники застрелили охранника обменного пункта, но охранник,
умирая, успел нажать «тревожную кнопку». Налетчики этого не заметили. На место преступления быстро прибыла группа бойцов «Сокола» и «Беркута». Между ментами завязалась перестрелка. Потери были и с той, и с другой стороны. В итоге оперов Калининского РОВД задержали. Тут-то все и раскрылось.
Еще один опер Калининского РОВД г. Донецка – Изотов Виталий –
спокойно перемещался по территории Украины, а также по просторам ближнего и дальнего зарубежья, оставляя за собой ограбленные магазины и обворованные квартиры. Изотов был даже объявлен в международный розыск по линии Интерпола. Задержан. Сидит в Донецком СИЗО под следствием.
Осудят ли его справедливо? Не знаю. Не верю. Система, если и
наказывает своих опричников, то чисто символически.
Хочу подчеркнуть другое: все эти люди были поставлены государством
защищать мирный труд и покой граждан. Они же творили разбои, грабежи и убийства. И таких сотрудников в ПО едва ли не большинство.

Киевский РОВД г. Донецка далеко от Калининского не ушел. Молодой
парень задержан за угон… Ментам было мало, что задержанный признался в одном угоне. На него решили повесить еще несколько таких эпизодов. Он подписывать ложные признания не хотел. Его запытали до такой степени, что он прыгнул в окно со второго этажа, разбив своим телом стекло. Выбросился вместе со стулом, к которому был пристегнут наручниками.
Парню не повезло. При приземлении он сломал ногу и уйти далеко от
своих мучителей не смог...

Тема матерей и жен, которых используют для оказания давления на
задержанных мужей и сыновей, весьма популярна среди деградировавших сотрудников ПО.
Матери Алексея Р. из Донецка сначала звонили в 2-3 часа ночи. Звонили и
молчали. По пятьдесят раз кряду. Она отключила телефон. Тогда начали звонить в дверь. Она отключила дверной звонок. После этого в дверь стучали, орали, смеялись, поднимали на ноги весь подъезд… А Алексею в УБОПе опера просто сказали: дай показания – и мать оставят в покое.
В итоге менты довели престарелую женщину до инфаркта.
А вот у подельника Алексея – Андрея В. было чуть по-другому. За то, что
он не хотел давать показания, в один из дней, когда жена была на работе, к нему в квартиру кто-то проник. Неизвестные почти ничего не украли, зато перевернули всю квартиру. Особенно постарались на большой двуспальной кровати, которая раньше служила супружеским ложем Андрею и его любимой женщине. По простыням ходили ногами в грязной обуви, облили все какой-то вонючей жидкостью…
Жена заявила в милицию, но расследование, очень бурно начатое, вдруг
застопорилось. И, как ответ на заявление потерпевшей, «неизвестные» повторили свой визит, сотворив, один в один, то же самое, что и в первый раз.
А потом следователь Рождественский, как бы невзначай, посоветовал
Андрею давать «нужные» показания, иначе в следующий раз в квартиру придут, когда жена будет дома.
Причиной, по которой сотрудники ПО становятся преступниками,
является профессиональная деформация.

 Отправлено: 21.02.09 22:15. Заголовок: ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ ДЕФ..

ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ ДЕФОРМАЦИЯ СОТРУДНИКОВ
ПРАВООХРАНИТЕЛЬНЫХ ОРГАНОВ

Обратимся к тому же учебнику «Юридическая психология»:
«Как правило, выделяют виды деформации:
- Общепрофессиональные деформации (типичные) – синдром
асоциальной перцепции, при котором каждый гражданин воспринимается, как потенциальный нарушитель, эмоциональная индеферентность, холодность к страданиям других, поведенческий трансфер, характеризующий формирование черт ролевого поведения и качеств, присущих лицам, нарушающим закон, усвоение и употребление жаргона;
- Специальные профессиональные деформации, связанные с
внутрипрофессиональной специализацией: у следователя – правовая подозрительность, у работников охраны – актуальная агрессивность и т.п.;
- Профессионально-типологические деформации, обусловленные
наложением индивидуально-психологических особенностей личности на психологическую структуру деятельности: комплекс превосходства, гипертрофированный уровень притязаний, доминантность, обусловленные реализацией работником властных функций;
- Индивидуальные деформации, обусловленные индивидуальными
психологическими особенностями работников: профессиональные акцентации, сверхкачества, сверхответственность, трудоголизм, трудовой фанатизм, сверхчестность.
Среди основных психологических детерминант профессиональной
деформации сотрудника ОВД (органов внутренних дел) главной является сама профессиональная деятельность, а также:
1) неадекватность мотива выбора профессии конкретного человека целям профессиональной деятельности (корыстные мотивы, стремление к власти, доминированию, самоутверждению);
2) несовпадение ожиданий молодых работников профессиональной реальности, трудности и неудачи на пути профессионализации;
3) стереотипизация, образование автоматизированных умений;
4) действие механизмов психологической защиты в связи с повышенной эмоциональной напряженностью, насыщенностью, ответственностью, опасностью для жизни и здоровья, приводящих к синдрому «эмоционального выгорания» (эмоциональной холодности), рационализации, вытеснению, проекции, регрессии;
5) акцентуации характера, переходящие в профессиональные акцентуации, в сверхкачества;
6) задержки профессионального развития (стогнации);
7) старение и снижение уровня интеллекта.
В систему основных показателей профессиональной деформации
можно также включить:
1. Предвзятое отношение к объекту служебной деятельности, т.е.
гражданам или группе граждан. Для него характерны:
- обвинительный уклон (установка) или презумпция привычной вины объекта;
- абсолютизация карательно-принудительных мер и вера в их универсальную эффективность;
- психологические барьеры в общении.
2. Субъективное толкование законопослушного поведения и
нормативной регламентации служебной деятельности. Это приводит к
- злоупотреблению властью или неприменению властных полномочий в случаях, предусматривающих их применение;
- личному установлению недозволенных связей или их поощрению;
- использованию запрещенных способов и приемов деятельности;
- употреблению алкоголя в служебное время и злоупотреблению им в застольях;
- перенесению особенностей служебного общения и отдельных способов и приемов деятельности на внеслужебные сферы – властно-командный тон, тотальное использование жаргона (профессионального и уголовного), речевых штампов, ненормативной лексики и т.д.
3. Профессиональное огрубление личности, которое проявляется
- в сверхнормативном пребывании на службе без серьезных служебных причин;
- в стойком интересе к служебным делам вне службы (по выходным дням и в отпуске);
- в преимущественном пребывании в профессиональной среде (с постоянным ношением формы) по сравнению с внеслужебным окружением, социо-профессиональная самоизоляция.
4. Изменения в образе «Я» (представление о самом себе),
показателями которых служат:
- стойкая завышенная профессиональная самооценка, вызывающая пренебрежительное отношение к представителям других профессий, снисходительность в оценке коллег по службе;
- болезненная реакция на критику или контроль, проверку своей деятельности;
- фиксированная ориентация на собственный опыт, включающая презумпцию своей непогрешимости.
Можно выделить и три уровня деформации: начальный, средний,
глубинный.
Результаты эмпирических исследований показывают, что у работников со
стажем работы в ОВД от 5 до 20 лет – начальный уровень деформации выявлен у 37% сотрудников, средний уровень показателен для 47,7% и глубинный – для 9,3%».
Значит, через 5 лет работы в ОВД деформации той или иной степени
подвержены все сотрудники!
Итак, если внимательно присмотреться к этой, извините, слишком уж
тяжеловесной цитате из учебника, открывается очень мрачная картина. Все старые кадры и в милиции, и в прокуратуре, и в СБУ имеют профессиональные деформации. Приходит зеленая молодежь со своими пороками – наркоманией, криминальной психологией, необузданной жаждой денег, - и эта молодежь попадает «на воспитание» к старым, опытным сотрудникам… А те уж воспитывают, как умеют! И сразу передают молодежи всю ту профессиональную деформацию, которую наживали годами.
Вот и получается, что мы имеем таких ментов, которые при задержании
бьют людей только потому, что от начальства пришла команда «задержать!». Этого хватает, чтобы человека прямо на улице, на глазах прохожих, ткнуть лицом в асфальт, прыгать ногами на его голове, тащить в пыточные кабинеты райотдела и жестоко истязать там, обеспечивая себе «хорошие показатели раскрываемости», служебный рост и деньги.
Не только опера, но и следователи у нас – садисты. Хоть и в белых
рубашках. Они продолжают работу палачей, применяя то уговоры, то угрозы, то грязные намеки, что может что-то случиться с близкими задержанного. Сотрудники ПО преследуют единую цель… Нет, не установить истину, не обеспечить торжество справедливости, а добиться от арестованного «признания» любой ценой. После чего повесить себе на погоны еще по одной звезде и переехать, если повезет, в Киев, на повышение.
Озверевшие, орущие матом опера, зачастую исполняют свои служебные
обязанности в пьяном виде. Да еще и козыряют этим. Ну, а пьяный, как известно, не воспринимает никакой критики, не боится никаких проверок, не уважает никаких законов. Причина такого поведения также легко объясняется с помощью науки психологии: неадекватная мотивация при выборе профессии и неизбежная профессиональная деформация.
Все это понятно. Но вот почему государство, называющее себя
«демократическим», зная, что происходит в системе МВД, не борется с такими явлениями? Это мы рассмотрим ниже.

Однако вернемся к задержанному подозреваемому. Пытки и первый
допрос, даже если человек во всем признается, - еще не конец страданиям. Рассмотрим следующий круг ада, неизбежно ожидающий человека, попавшегося в лапы ПО.

 Отправлено: 21.02.09 22:17. Заголовок: СЛЕДСТВЕННЫЙ ИЗОЛЯТО..

СЛЕДСТВЕННЫЙ ИЗОЛЯТОР

«Фрустрация» – под этим принято понимать психическое состояние, наполненное тревогой, расстройством, внутренним дискомфортом, общей напряженностью… В этом состоянии обвиняемый обладает минимальной возможностью критически и верно оценивать ситуацию, он очень внушаем, мнителен, впечатлителен» (см. все тот же учебник).
Сотрудники ПО это очень хорошо знают. Поэтому своими действиями, описанными выше, они пытаются для задержанного состояние фрустрации продлить до бесконечности. И, по возможности, углубить это состояние.
Известный психоаналитик, работавший в области юриспруденции, А.Р. Ратиков пишет:
«Изъятие из обычной обстановки, изменение привычного уклада жизни, нравственные страдания и физические лишения, вынужденное бездействие, неизвестность будущего, отсутствие связи с близкими и, вообще, ограниченная возможность общения с людьми производят исключительно тяжелое впечатление на человека».
Человек пребывает в глубоком шоке. В науке это состояние называется стрессом. Что же такое стресс с точки зрения психологии?
«Понятие напряжения тесно связано с понятием стресса. Г. Сольве зафиксировал характерную динамику протекания физиологического стресса: 1) фазу мобилизации (фазу тревоги); 2) фазу сопротивления (фазу резистентности); 3) фазу истощения.
Переход стресса в затяжную форму может быть следствием длительного воздействия стрессора, низкой эффективности восстановительных процессов, личностной дисгармонии, психической травмы и т.п.
Психологический стресс обычно отождествляют с эмоциональным стрессом, который рассматривается как состояние эмоционального перенапряжения, ярко выраженного переживания человеком конфликтных жизненных ситуаций, которые остро и длительно ограничивают удовлетворение его социальных или биологических потребностей.
Субъективные характеристики стресса: ощущение напряжения, тревоги, дискомфорта».
Это в теории. А на практике задержанный из кабинета следователя попадает в камеру следственного изолятора. Поверьте – это достойное продолжение ментовской пытки.

Опишу сначала свои впечатления. Допросы в УСБУ Николаевской области длились с 9 утра до 10 вечера. Меня, в отличие от многих, не били и не пытали. Хотя следователь Грицай, играя роль «злого» следователя, постоянно мне угрожал побоями. Затем, видя, что на меня это не производит впечатления и нужные им показания я все равно не даю, начал угрожать мне пресс-хатой в изоляторе.
Пресс-хата - жаргонное выражение. Кстати, и чистоплюй Грицай, который старается не замазать кровью свою белую рубашку, также подвержен деформации личности; свободно пользуется и жаргоном, и недозволенными приемами следствия...
Так вот, пресс-хата – это камера, в которой сидят либо уголовники, проплаченные системой ПО, либо сами сотрудники ПО. Несговорчивых заключенных там бьют и всячески издеваются, принуждая к даче показаний на следствии. В случае серьезного увечья – все списывается на конфликт между арестантами, а правоохранительные органы вроде как ни при чем.
К слову, в самом преступном мире такое явление, как пресс-хата, мягко говоря, не приветствуется: «прессовщиков» (как правило, молодцов-спортсменов) при возможности бьют, а иногда и режут.
Честно скажу, попасть в такую камеру с моими физическими данными я не боялся… но опасался. Нервы были на пределе. Готовился к самому худшему, но вида не подавал – такой радости СБУшникам я не мог доставить.
Везли в обычных «Жигулях» на заднем сидении, по бокам альфовцы с автоматами… Шапка опять натянута на лицо. Наконец, приехали. Перед входом в какое-то учреждение с меня стянули маску. Я уже тогда заподозрил, что эта вынужденная слепота – беззаконие. Голову мне пригнули вниз, когда повели, но я успел увидеть – привезли в райотдел милиции. В какой именно – не разглядел.
Над дежуркой электронные часы показывали 23.10. В такое время, как правило, в изолятор временного содержания (ИВС) не принимают. Для меня сделали исключение. Один из сопровождающих – здоровенный детина в дубленке и с явными признаками дебилизма на лице – пошел договариваться.
Менты явно побаиваются СБУшников. Документы Службы безопасности открывают в нашей стране любые двери. Милиционеры ругались и материли «чекистов», но лишь тогда, когда те уже уехали. Тон ругани говорил о лютой ненависти, которую испытывают нищие, полуграмотные менты к элитным, самодовольным, но таким же полуграмотным СБУшникам.
Обыск. Раздели догола. Заглянули, буквально, в каждый уголок…
- Вырви супинаторы, - сказал, бросив мне мои же ботинки, мент.
- Что? – не понял я.
Он взглянул на меня, как будто я явился сюда с другой планеты. (В
принципе, так оно и было).
- Там, под стельками, есть металлические пластины, - объяснил он, - их
надо вырвать. В противном случае… Можно и не вырывать, но в камеру пойдешь босиком.
У меня не было желания в декабре ходить босиком. Поэтому, обдирая
ногти, отрываю качественно пришитые стельки. Нахожу, действительно, стальные пластины. Удаляю их. Они со звоном летят в угол холодного и грязного помещения.
Менты интересуются, что я такого натворил, раз мной занимается СБУ.
Рассказываю. Они в ответ только головами качают. Но вот процедура приема в изолятор закончена. Подписываю бумаги, что к ним претензий не имею.
Поднимаемся на второй этаж. Несколько зарешеченных дверей под
сигнализацией. При открывании каждая дверь издает душераздирающие вопли сирены.
Стальная дверь камеры. Четыре защелки плюс замок. Открывают. Сразу
бросается в глаза, по сравнению с коридором, темень в камере. И холод. Люди уже спят. Я останавливаюсь в дверях, чтобы глаза привыкли к темноте.
- Проходи, здесь есть место, - слышу голос из темноты. Молодой парень
встает и садится за стол, стационарно установленный в центре камеры. Закуривает.
- Был отбой, почему не спишь? – спрашивает мент, заглядывая в глазок
двери.
- Не спится, сейчас покурю и лягу, - добродушно отвечает парень.
Но вертухаю добродушие не по нутру:
- Я сейчас, б…дь, открою дверь, пе…бу палкой, сразу спать захочется!
«Да, весело…», - мелькает у меня в голове. Парень, тихо матюкаясь,
укладывается на место.
Мое лежбище назвать удобным нельзя. Матраса нет. Приходится лежать на
ледяном стальном листе. Он-то и есть нара. Постелил вместо матраса свою куртку, но, оказалось, и это не годится – очень быстро замерз. От двух окошек, расположенных под потолком, веет холодом. Одеваю, вновь, куртку на себя. На уши натягиваю свою кепку и мысленно сожалею, что вышел вчера на улицу не в меховой шапке. Подушки, понятное дело, нет и в помине. Сворачиваюсь, как бездомный кот, клубком, поджав ноги к животу. Согреться не удается. Даже сквозь толстые джинсы и еще вдобавок спортивные штаны ногу жжет ледяное железо.
Условия явно не для отдыха, но усталость, накопившаяся за сутки, делает
свое дело. Засыпаю. Но сон урывочный – холод будит, толкая в бок, через равные промежутки времени. Так, по крайней мере, мне кажется.

Душераздирающий вой сирены – подъем. Приносят завтрак: один кусочек
хлеба и полухолодный напиток, только названием напоминающий чай. Согреться им нельзя. Куском хлеба, соответственно, наесться тоже нельзя. С сокамерниками познакомиться не успеваю: кроме двух человек, всех остальных утром заказали на этап.
С хмурыми, мрачными лицами завтракаем. Ребята молча делятся со мной
остатками копченой колбасы – кому-то была передача. Искренне благодарен. Хлебаем остывший чай, скорее – чуть подслащенную водичку. Думаю: раз есть колбаса, значит, здесь принимают передачи.
- Ложись на мое место, - предлагает мужчина с изможденным, серым,
давно не бритым лицом. Я молча киваю и перекидываю свои вещи с верхней нары – своего ночного пристанища – вниз. Здесь лучше. На железе нары красуется грязный до липкости, продранный в нескольких местах матрас. В его рваных ранах, как внутренности, виднеются куски грязной ваты. Прижаться головой к блестящему от грязи матрасу - от этой смысли аж мурашки побежали по коже. Под матрасом целлофановый кулек с непонятными тряпками…
- А ты? – лаконично спрашиваю я.
- Не буду ложиться, соберу вещи. Еду. Ложись, - так же лаконично
сообщает мне мужчина.
Ложусь в грязь матраса. Укрываюсь курткой. Место, действительно,
«царское». Вытягиваю ноги и чувствую тепло. От неожиданности привстаю… Все понятно! Ниша в стене – и в ней отопительная батарея. Она наглухо закрыта какой-то белесой плитой с просверленными дырочками. Вот к ней-то я и прикоснулся ногами. Хорошо!.. Согревшись, проваливаюсь в дремоту, натянув на глаза свою теплую кепку. Снять ее мысль не появляется.
Время не знаю. Это еще один вид психологического пресса. Часы забирают.
Сколько я позже ни интересовался, для чего это делается, никто ничего вразумительного сказать не смог. Ни заключенные, ни менты.
В маленьких окошках под потолком начинает сереть. Скромное, холодное
декабрьское утро. В это же время в коридоре изолятора начинается движение. Громко разговаривают, неестественно, истерически хохочут менты, гремит железо открывающихся и закрывающихся дверей, пронзительно верещит сирена сигнализации.

Полностью просыпаюсь. Через некоторое время открывается наша дверь.
Перед тем, как открыть ее, коридорный контролер долго рассматривает всех обитателей камеры в дверной глазок. Только после этой процедуры слышим лязг ключа в замке. Ребят вывели. Еще через пять минут слышим команду: «Приготовиться к проверке!». С удивлением вижу, что мои сокамерники снимают носки.
- Это обязательно? – интересуюсь я.
- На шмоне заставляют раздеваться и снимать носки, - объяснил мне один
из арестантов. – С носками приходится долго возиться. Мусора злятся и можно получить по горбу.
Аргумент веский. Пожимаю плечами, но носки снимаю. Старожилам
виднее. Так называемая «проверка» удивляет и одновременно приводит меня в состояние потрясения.
Как таковая, проверка занимает минут пять. Все остальное время –
унижения, окрики, побои. Холодный коридор, в котором свободно гуляют сквозняки. Ноги без носков чувствуют себя неуютно в явно прохладных ботинках. Заставили раздеться до трусов. Сделать это мудрено: приходится одновременно держать в руках уже снятые вещи, продолжая снимать оставшиеся. Менты орут: «быстрее!».
С интересом изучаю последствия этой психологической атаки тюремщиков:
мой сосед явно нервничает, трясется, как в лихорадке. Дрожащими руками с трудом расстегивает пуговицы рубашки. Лицо его приобретает странное выражение… На нем отражаются все чувства: страх, унижение, безмерное горе… Он роняет вещи – и от этого еще больше, с испугом, суетится.
«Торопись не спеша» - я хорошо уяснил себе эту житейскую мудрость.
Раздеваюсь вяло, не торопясь. Жду, когда менты начнут орать на меня, подгонять. Но, к моему удивлению, происходит обратное. Орать начинают на моего соседа:
- Быстрее, б…дь, что возишься! – хриплым басом орет здоровенный
дебелый мент. Я потом узнал, что кличка у него «Конь-голова». Очень точно подмечено. Его неестественно огромная, неправильной формы голова очень походила на конскую.
Понукания на соседа производят катастрофическое впечатление. В глазах
затаилось безумие. Он вращает ими во все стороны, но, я уверен, - не видит ничего. Это нокдаун. Вот так, ни разу не ударив, человека можно довести до полуобморочного состояния. Он уже снял ботинки, стоит босыми ногами на грязном, заплеванном линолеуме и тянет свою обувь под нос мента. Тот с гримасой отвращения презрительно смотрит на испуганного, раздавленного человека.
Провожу очередной эксперимент. Тем более, что стоять босиком перед
этими скотами нет желания. Да и холодно. Снимаю, нарочито медленно, сначала один ботинок. И сую его тоже под нос менту. Тот внимательно смотрит на меня. Надо выдержать взгляд. Это – как у животных. Отвел глаза, значит - слабый, значит – проиграл, попал в подчиненное положение. Выдерживаю. К моей неописуемой радости – теперь суетиться начинает мент. Хватает ботинок и, с явно преувеличенным интересом, изучает его внутренность. Изучив, возвращает мне. Одеваю и начинаю снимать другой…
- Не надо. Одевайтесь, - тихо, почти дружелюбно произносит
«правоохранитель». Неужели я его победил?! Посмотрим…
Одеваемся и спускаемся по лестнице на первый этаж. Через каждые 3-4
шага стоят тюремщики, угрожающе помахивая дубинками. Некоторые орут: «Бегом!». Я иду первым, довольно быстро иду. Но бежать – этого они от меня не дождутся! Все время жду удара дубиной. Не бьют.
Прогулочный дворик 2х2 метра. Стальной забор без щелей. Вместо неба –
густой слой решеток. Полная изоляция. Высокая ступенька от двери во дворик покрыта толстым слоем льда. Впрочем, как и весь дворик, напоминающий каток. Бросаются в глаза яркие пятна крови и на ступеньке, и на льду дворика. Меня поражает контраст: серые стены, серый лед, серое, дышащее холодом небо, и вдруг – ярко красная кровь…
Осторожно выхожу в этот мрачный «дворик». Ноги скользят, еле-еле
удерживаю равновесие. Откуда кровь? Быть может, у кого-то кто здесь гулял до нас, открытая форма туберкулеза? В тюрьме среди заключенных это обычное, повседневное явление. А, может, кто-то поскользнулся на ступеньке и ударился головой? Или проще: ночью сюда вытащили менты непослушного зека и банально избили. Это так же, как и туберкулез, здесь обычное явление. Загадка появления крови так и остается неразрешенной.
С огромным удовольствием втягиваю в себя чистый морозный воздух. Даже
голова закружилась… Вот здесь и началась, непосредственно, проверка.
К запертой решетчатой двери подошел мент с журналом, похожим на
бухгалтерскую книгу а-ля семидесятые годы. Называет фамилии. Наша задача - вовремя отреагировать и назвать свое имя, отчество, год рождения, статью уголовного кодекса, по которой обвиняют. Мент специально говорит тихо, еле бормочет себе под нос. Логика проста: заключенный должен быть постоянно в напряжении, даже в такой мелочи. Удача! Мент в восторге: один из нас не расслышал свою фамилию с первого раза.
Холеная, круглая, как шар, рожа сержанта сначала покрывается пятнами,
затем приобретает багровый оттенок. Он начинает орать, брызгая слюной. Обещает прочистить уши дубинкой. Зрелище отвратительное. Отворачиваюсь. Но в то же время я восхищен: какая игра! Просто МХАТ. Потом спохватываюсь и мысленно ужасаюсь: а вдруг это не игра? Вдруг это реальная, а не наигранная злоба? Тогда дело обстоит гораздо хуже!
Словно прокручивая киноленту в обратном порядке, но только без
унизительного раздевания, возвращаемся в камеру.

…Это официально называется – обыск. На самом деле – обычный погром.
Когда мы возвращаемся в камеру, наши личные вещи и матрасы – все перевернуто вверх дном. Много вещей лежит на полу. Матрасы, чуть надорванные до обыска, сейчас разодраны полностью. Вата клочьями валяется всюду, вперемешку с вещами. Впечатление удручающее. Убираем весь этот бедлам, ругаясь матом.
Только сейчас могу повнимательнее рассмотреть свое новое жилище: Четыре двухъярусные нары. Восемь человек. Матрасов, которые пребывают
в плачевном состоянии, ровно вполовину меньше – четыре штуки. Такой роскоши, как подушки и одеяла, нет и в помине. Посреди камеры, между нар, наглухо вмонтированные в пол длинный стальной стол и такие же стационарные скамейки. Сидеть на этих скамейках долго нельзя, вполне можно простудить все внутренние органы.
Через окошки свет проникает слабо. Зато без преград через щели
проникает ледяной воздух с улицы. Батареи отопления, замурованные в стену, совсем не обогревают помещение. Холодно. Верхнюю одежду и шапки снимаем редко. Это сначала раздражает, потом – злит.
Затем наступает апатия. Глубокий стресс. Угнетенное душевное состояние
усугубляет еще и постоянный полумрак. Днем, благодаря лучам света, кое-как продирающимся сквозь матовые стеклоблоки окна, в камере даже можно читать. Но после 16 часов эта радость заканчивается – до следующего восхода солнца в камере наступают отвратительные, холодные, кажется, разрывающие душу сумерки!..
В углу, как трон, на возвышении красуется «параша». Тюремный туалет.
Нет, те киношные времена, когда вместо унитаза использовались лохани и ведра, закончились. Сейчас знаменитая «параша» являет собою обычный унитаз, вмонтированный в цементную тумбу. От пола вверх ведут три бетонные ступени. На мой взгляд, это изобретение уникально и служит все тем же целям утонченного психологического издевательства. Справлять естественные надобности приходится на возвышении, на глазах у всех обитателей камеры.
Люди, понятное дело, все разные. Одни стесняются меньше, другие больше.
Но уверен, совершенно безразличных – нет! Все от этой публичной процедуры чувствуют неудобство. Представьте: маленькие размеры камеры, близость стола и нар… И это все – почти вплотную к открытому унитазу, да еще находящемуся на возвышении!
Матиас Руст, полусумасшедший немец, прилетевший в середине
восьмидесятых из Германии на легкомоторном самолете и приземлившийся на Красной площади, был прав. За свой «оригинальный» поступок он несколько лет провел в Московской тюрьме. И, когда его спросили о впечатлениях, он простодушно ответил, что ничего не понял, потому что его два года держали в общественном туалете!
Лучшей характеристики и украинским тюрьмам дать нельзя. Общественный
туалет, в котором по чьей-то идиотской прихоти, поставили кровати и поселили людей. И не надо думать, что все это делается по недоразумению или из-за вечной нехватки денег. Нет! Это тонкий психологический расчет. Человек, попав за решетку, должен страдать!

В Николаевском ИВС я провел месяц. Мытье в бане в этом заведении не
предусмотрено. Постельного белья нет. Грязь. Бритвенные принадлежности выдают раз в неделю. Можете себе представить, на кого похож взрослый мужчина с недельной щетиной на лице?
Перед Новым 2003 годом я не выдержал. С большим трудом я сохранил три
обычные пластиковые двухлитровые бутылки. Заранее поставил их возле еле теплой батарейной стены. За несколько дней вода в бутылках приобрела комнатную температуру. Встав над «парашей», я сам себе устроил баню, поливая тело прохладной водой.
Электророзетки в камере нет. А значит – нет возможности попить горячего
чаю. Обходились тем полухолодным пойлом, которое нам приносили менты.
Холод, голод, состояние безысходности, глубокая депрессия. Прибавим к
этому ежедневную процедуру обыска и проверки. Унижения и запугивания.
Один раз нас избили прямо в коридоре только за то, что в нашем унитазе
плавали два окурка.
Человек, первый раз попадая в такие условия, испытывает шок.
Единственное желание у многих (это я видел своими глазами) - любой ценой вырваться из этого ада!
Вот такой момент и ловят следователи с операми, которые на
допросах любезно предлагают арестанту свободу взамен на признательные показания… И, зачастую, взамен на оговор других людей. Кое-кто не выдерживает, соглашается.

Прямо под окнами нашей камеры располагались ворота гаража. Туда
заезжали «воронки», на которых задержанных вывозили на допросы. Каждый раз, когда со скрежетом открывались ворота гаража и заезжала машина, мы вздрагивали. По лицам пробегала тень страха. Каждый из нас думал: «Чтобы только не за мной!». Потому что любая поездка в райотдел милиции сопровождалась пытками, издевательствами и унижениями.
На третьем этаже здания Николаевского ИВС расположились следственные
кабинеты Заводского РОВД г. Николаева. Это я узнал позже… А вот душераздирающие крики слышны были в первую же ночь. Говорят, заключенные, не задумываясь, выпрыгивали из окон, стремясь покончить с собой и таким образом избежать пыток. Многим это удавалось… пока на всех окнах не поставили решетки.

Жуткие, нечеловеческие условия в изоляторах временного содержания
являются прекрасным стрессором. Сотрудники ПО играют на контрастах, на вопиющем противоречии между нормальной жизнью на свободе, в привычных условиях – и бесправным, унизительным прозябанием в изоляторе.
Повсеместно в этих учреждениях культивируется антисанитария. Это еще
один из рычагов давления на подследственных. Женщины и мужчины попадают в одинаковые условия, но женщины хуже приспосабливаются к отсутствию элементарных бытовых удобств, чем мужчины. На них обстановка изолятора действует еще тяжелее.
Мне рассказали, как одна женщина, попав в Одессе в камеру
предварительного заключения, сразу «поймала» в волосы вшей. Ночами она не могла заснуть из-за мышей и клопов. Через день нахождения в камере у нее уже были искусаны клопами и руки, и ноги, и все тело. Плюс ко всему – отсутствие теплой воды, невозможность помыться. По ее словам, менты специально не допускали к ней адвоката по надуманной причине карантина в ИВС в связи с инфекционными заболеваниями. Не пропускали передачи от родственников. Наверное, только другие женщины смогут в полной мере понять, что пережила эта несчастная в стенах ментовского учреждения!..

Условия во всех ИВС Украины приблизительно одинаковые.
Правоохранительная система ничего не делает, чтобы изменить эти условия к лучшему. Наоборот, все направлено на ухудшение положения заключенных.
Пример:
В камере ИВС г. Балта Одесской области было выбито оконное стекло.
Александр М. рассказывал мне, как они закладывали окно рваным матрасом, но это плохо помогало. Из-под него сочилась вода, стекая по стене и сразу же замерзая. В помещении была минусовая температура. Избитых людей после допросов волоком притаскивали в камеру и бросали на пол. Сокамерники, как умели, оказывали пострадавшим первую медицинскую помощь. Один раз в день, ближе к вечеру, прикрываясь идеей дезинфекции, сотрудники изолятора выливали на пол ведро воды с хлоркой.
Александр М., после удара в грудную клетку, полученного на допросе, и месяца нахождения в описанных выше условиях, заболел туберкулезом.
И вновь обычный «добропорядочный» обыватель, гражданин Украины, может задаться вопросом: для чего это делается? Ответ однозначен: для психологического, а если получится, то и физического уничтожения заключенного. Есть человек – есть проблема, нет человека – нет проблемы. Данное изречение – верх цинизма. Но, похоже, оно уже возведено в принцип работы нынешних «правоохранителей».

Психология человека такова, что он, зачастую, неохотно идет на какие-то изменения в своей привычной жизни – перевод в другой цех, переезд на новое место жительства… Человек интуитивно боится неизвестности. Этой причудой человеческой психики широко пользуются сотрудники ПО. Они делают все возможное, чтобы переезд из КПЗ (ИВС) в следственный изолятор (тюрьму) стал наиболее «ярким», запоминающимся эпизодом в жизни заключенного.
Эта обычная, по мнению не сидевших граждан, процедура сопровождается сначала длительным обыском в стенах ИВС. В зимнее время людей долго держат обнаженными в ледяных помещениях. Часто – на корточках и с руками за головой. Эти унижения сопровождаются ментовским криком и матом, но на сей раз заключенных не бьют. Нельзя – на теле не должны остаться следы побоев, иначе на медосвидетельствовании, обязательном по приезду в СИЗО, тюремные врачи заметят телесные повреждения… и не примут узника в стены своего заведения.
В летнее время тюремщики с удовольствием используют другой фокус: загружают в спецмашину-«воронок» вместо двадцати человек, на которых рассчитана машина, в два раза больше народу. Плюс сумки с вещами. Потом «воронок» выгоняют на солнцепек, где эта душегубка может спокойно простоять часа три.
Ощущения людей, запертых в этой металлической будке, похожей с виду на автомобиль для доставки хлеба в магазин, передать сложно. Чтобы правильно судить о них, надо это испытать самому! В фургоне – гротескная смесь людей и сумок. В темноте трудно разобрать, кто где. Одни зеки сидят на коленях у других. Воздуха не хватает. Истекающие потом люди с обезумевшими лицами, как рыбы, выброшенные на берег, хватают ртом воздух. Многие не выдерживают, начинают возмущаться, кричать, стучать изнутри в металлическое брюхо «воронка»… Но все бесполезно! Сотрудники ПО не пойдут ни на какие уступки. Ибо план пыточной подготовке заключенных к тюрьме еще не до конца завершен. Людей надо морально сломить, точнее – доломать. Закончить то, что начато палачами в кабинетах и казематах райотделов милиции.
По внутренним стенкам будки, забитой арестантами, уже стекает струйками влага от испарений. Так же, как и по телам заключенных. Освобождение может наступить лишь в том случае, если кто-то начнет всерьез «вырубаться», терять сознание, пульс и т.п. Только тогда этого полуживого бедолагу извлекут и начнут оказывать помощь.
Трусливым палачам не нужны проблемы, связанные со смертью заключенного. То есть, они не против, чтобы зек, как говорится, ласты склеил… Но: «Только не в мою смену!».
Что интересно – подобные «условия содержания» тяжелее всего терпеть, именно пока автомобиль стоит. Облегчение наступает, когда машина тронется с места, хотя условия лучше от этого не становятся, пожалуй, даже наоборот. Начинаются рывки автозака по ухабам украинских дорог, люди внутри будки бьются головами о стены, о потолок, друг о друга... Но каждый думает: движение рано или поздно закончится, а значит – кончатся и мучения.

Однако прыжок из узкой двери «воронка» на тюремный двор означает конец одних издевательств – и начало других. В каждой тюрьме это происходит по-разному.
В Николаевской тюрьме в начале 2003 года заключенных при приемке не били. Всех сразу загоняли в тесный боксик без окон. Над дверью, прямо в стене, там проломлена дыра, наспех прикрытая решеткой. Зимой в таком помещении очень холодно, летом – невыносимо жарко.
В момент моего прибытия была зима. Мы грелись своим дыханием и табачным дымом. Здесь нас продержали два часа. Тюремщики очень хорошо знают: ожидание неизвестно чего весьма разрушительно действует на психику человека.
Наконец ожидание заканчивается. Нас, по три человека, выводят из боксика на обыск. Второе за день раздевание догола. Плюс ко всему, заставляют опустить трусы до колен и присесть десять раз. Для чего эта процедура? Оказывается, в заднем проходе тоже можно что-то спрятать. Например, деньги, скрученные в трубку. Хотя, определить это можно после двух-трех приседаний. Нас охранники заставляют приседать десять раз, потому что получают скотское удовольствие, унижая наше достоинство. Думаю: ладно, пусть веселятся… пока! Приседая, хоть согреваюсь. Это кстати.
Шмонщики с оловянными глазами явно не спешат. Прощупывают на снятой одежде каждый шов, каждую складку.
Прапорщик маленького роста, с чернявым, заостренным лицом гуцула и очень злыми красными глазками-буравчиками, уже долго наблюдает за мной. Я не смотрю в его сторону, нарочно смотрю в угол обысковой комнаты, но кожей чувствую его злобный взгляд. Наконец он спрашивает мою статью. Узнав, что меня обвиняют в терроризме, приходит в ярость, как носорог. В мой адрес летят угрозы физической расправы и всяческие оскорбления. Я смотрю на него с отвращением и с величайшим презрением. Отвечать на его отвратительный лай нет никакого желания.
Потом нас, как старый коньяк, еще пару часов выдерживают в боксике. Так заканчивается наш въезд в Николаевскую тюрьму. Очень удачный въезд, смею Вас заверить!

В других тюрьмах все гораздо страшнее. Днепропетровск, Винница, Львов, Донецк, Харьков… Там в городских СИЗО начинают бить сразу. Человек выпрыгивал из «воронка» и, буквально, не успевал коснуться ногами земли, как получал удары резиновыми дубинками. Те заключенные, которые еще оставались в чреве «воронка», все, конечно, слышали. Это ощущение сравнить нельзя ни с чем… Многие с удовольствием и не выходили бы из душного или ледяного «воронка».
Неизбежность побоев придавала ситуации своеобразную пикантность: у арестантов начинался зуд по коже - это результат нервного перенапряжения. Но выходить-то все равно надо!
Часто вновь прибывших заставляли идти гуськом, держа вещи над головой. Вот таким образом они и пересекали порог тюрьмы.
Так, на подсознательном уровне, тюремщики внушали людям: «Мы тут главные, а вы, зеки, - грязь!».

 Отправлено: 21.02.09 22:17. Заголовок: ПРЕСС-ХАТА ..

ПРЕСС-ХАТА

Человек, водворенный в тюремную камеру, уже находится на последней стадии депрессии. Однако некоторые думают, что, попав в камеру, где содержатся такие же заключенные, он окажется в дружественной среде и сможет отдохнуть в окружении заботы и внимания.
Иногда так и происходит. Но далеко не всегда.
Система ПО не может себе позволить дать заключенному моральный отдых. А потому была выдумана еще одна иезуитская штука. Именно ею и пугали меня СБУшники с самого момента моего задержания: «пресс-хата».
На первый взгляд она ничем не отличается от обычной камеры. Те же грязные, пожелтевшие от табачного дыма стены. Тот же потолок с осыпающейся штукатуркой. Те же стальные, сделанные полосками-«лыжами», лежанки–нары; сквозь промежутки между «лыжами» матрас медленно проваливается и, в итоге, человек оказывается на голом, холодном железе. Те же заключенные со своими горестями, проблемами, сроками… Да не совсем те!
В пресс-хате сидят преступники, которые пошли на сотрудничество с ментовской администрацией. Эти подонки за небольшое вознаграждение (чаще всего, за порцию чая и сигарет) выполняют любое распоряжение ментов. Именно – любое.

«Прессовщики» – весьма разношерстная компания. Среди них есть и бандиты-спортсмены новой формации, которые ради комфортной отсидки, предоставляемой им администрацией, готовы на все. Эти не только доносят оперативникам о событиях и разговорах в камере, но и сами берут на себя инициативу: объект может быть избит по самой ничтожной причине. Например, за плохо сделанную уборку в камере. Прессовщики не стесняются и говорят своей жертве откровенно: «Подписывай все, что дают следователи, и мы оставим тебя в покое».
Иногда слабые духом заключенные пишут прямо в камере явки с повинной. И это можно понять – человек раздавлен, находится в крайней стадии депрессии. После физических и моральных пыток райотдела он не увидел облегчения и в камере. Часто в пресс-хатах по этой причине совершаются самоубийства.
Договориться с прессовщиками, как правило, невозможно. Я беседовал на эту тему с очень многими заключенными – все это подтвердили. Выход только один – бить первым. Многие так и поступают: прячут в своих вещах заточенные черенки от ложек, цыганские иголки… Все, чем можно нанести удар. Ибо кулачный бой с этими подонками-спортсменами неэффективен.
В конце 90-х – начале 2000-х годов своими пресс-хатами славилась Днепропетровская тюрьма. В ней в 1991 году случился бунт. Это стало причиной того, что потом, на протяжении двенадцати лет, в упомянутой тюрьме постоянно базировался спецназ внутренних войск. Бунт развязал руки этим псам режима. Все этапы, приходящие в СИЗО, избивались прямо возле «воронка». Потом людей заставляли бежать по темному узкому коридору, где их вновь избивали спецназовцы.
Состояния мятежа в тюрьме уже давно не было, а избиения все продолжались. Тех, кто не желал терпеть беззакония, после побоев бросали в карцер. Туда, с садистским постоянством, наведывались палачи, чтобы продолжать избивать строптивца.
Под сенью этого ментовского беспредела в Днепропетровском СИЗО и расцвели пресс-хаты.

«Командор» и «Костогрыз» – одиозные фигуры в СИЗО. Очень многие заключенные пытались поймать этих двух прессовщиков в коридорах изолятора, но администрация СИЗО ревностно охраняла своих слуг: их изолировали от других заключенных. Правда, и эти меры предосторожности не всегда срабатывали. Костогрыза и Командора иногда все же избивали другие арестанты.
Чем же прославились эти два бандита новой формации? За льготы, предоставляемые администрацией, они верно служили ей, избивая сокамерников, выбивая из них «явки с повинной».
Когда к ним в камеру бросали непокорных людей, прессовщики просто пытались сломить их физически и морально.
Командор окружил себя свитой себе подобных. Таких, которые за кусок колбасы и заварку чая готовы сотворить, что угодно. Они тоже издевались над непокорными сокамерниками и одновременно являлись телохранителями Командора, ограждая его от возможных покушений. Для тех же целей администрация разрешила Командору держать в камере собаку – ему привезли со свободы собственного бультерьера. Можете себе представить атмосферу в той камере? Что чувствовал человек, попав в подобную «хату» после всех кошмаров РОВД и грязи ИВС?..
В камере Костогрыза использовали очень оригинальный способ встречи новичка. Человека сразу, возле двери, били по голове стальной литровой кружкой, заполненной затвердевшим цементом. После такой «встречи» – начинали беседовать. Избитый, перепуганный арестант быстро соглашался писать признательные показания.

Но добыча «явок с повинной», признательных показаний – не единственная задача прессовщиков.
Например, в Криворожском СИЗО, в народе именуемом «Бубликом», прессовщики заставляли сокамерников тянуть деньги с родителей. В грязном тюремном бизнесе участвовали и работники администрации. Так, прессовщик Фрол заставляет заключенного просить у родителей деньги, тот, под угрозой избиения, соглашается и пишет соответствующее письмо домой. Фрол это письмо отдает оперуполномоченному Васильеву, а упомянутый офицер – спокойно отправляет родителям жертвы вымогательства. Если надо – еще и звонит, договаривается, обещает помочь. И «помогает». Родители передают ему деньги – якобы для сына… Бедные старики и не подозревают, что деньги осядут в карманах оперуполномоченного! А прессовщики получат от уполномоченного свою небольшую мзду. Такова схема.
Для подобных «операций» выбирались, понятно, заключенные с обеспеченными родителями.

Во Львовском СИЗО камеры № 105 и 114 пользовались дурной славой. В одной из них сидел прессовщик Толик-Лентяй. Здесь все работало по старой схеме. Вопрос человеку, только что зашедшему в камеру: «Ты знаешь, куда попал?». Если следовал ответ «нет», - сразу начинали бить. Лентяй, оправдывая свою кличку, не перетруждал мозги выдумыванием хитроумных операций, подобных криворожским. Зачем? Лентяй просто забирал передачи и вещи у сокамерников. Продукты съедались, а вещи, если хорошие, - отправлялись на свободу, либо продавались здесь же, в СИЗО.

Это – прессовщики-спортсмены. Но есть еще другой вид прессовщиков – старые уголовники-рецидивисты. Они тоже выполняют поручения оперативников – за тот же чай, сигареты, льготы и поблажки в тюрьме. Иногда им за их «труды» менты приносят наркотики, водку, мобильные телефоны.
Прессовщики-рецидивисты действуют по-другому. Хитрость, опыт, знание тюремной жизни – их оружие. Они представляются «смотрящими» (т.е. главными в камере авторитетами). Им верят наивные «первоходы» – и выполняют все прихоти рецидивиста. Постепенно вокруг такого липового «авторитета» формируется свита.
Он часто выходит из камеры на встречу с тюремным оперативником, и тот дает ему не только задания, но и информацию.
В такую камеру, где царствует прессовщик-рецидивист, бросают объект разработки. Его сначала никто не бьет, авторитет мягко пытается подчинить человека своей воле. Начинаются разговоры… Все они сводятся к одному – надо на следствии во всем признаваться и тем самым облегчать свое положение. Если объект упорно на это не соглашается, против него начинаются интриги. За любую внутрикамерную провинность человека начинают прессовать.

В Николаевском СИЗО в камере подонок-рецидивист по кличке «Гном» изнасиловал в прямом смысле этого слова молодого сокамерника только за то, что тот случайно взял с общего стола чеснок Гнома.
Тут надо иметь в виду, что гомосексуальный контакт в тюрьме ведет заключенного к тяжелейшим последствиям. (В отличие от той роскошной порочной жизни, которую ведут на воле многие извращенцы). Заключенный переходит в касту самую низшую и презренную – касту «петухов» или «обиженных». Такие люди сидят в отдельной камере, выполняют самую грязную работу. Фактически попадают в рабство к другим заключенным.
Тюремные законы жестоки. Оправдаться тем, что гомосексуальный акт был изнасилованием, а не «любовным порывом», невозможно. Заключенный не имеет права допускать над собой полового насилия. Чтобы защитить свою честь, здесь допустимы все методы, вплоть до убийства насильника. Известны случаи, когда потенциальные жертвы, принимая покорный вид, перерезали насильникам горло. Иногда жертвы вскрывают себе вены, втыкают в собственный живот гвозди. Такая процедура называется на тюремном жаргоне – «пробиться».

Подонки-прессовщики, как правило, весь свой срок сидят в СИЗО, в одной камере. Даже преступный мир отторгает их, превращая в изгоев из собственной среды. Они не могут, из соображений безопасности, перемещаться в другие камеры, переезжать в другие тюрьмы и лагеря. Потому что сразу безотказно срабатывает тюремный телеграф, «подвиги» прессовщика предаются огласке. И до конечного пункта назначения он не доезжает: нож ожидает его уже в вагоне-«столыпине» во время этапа.
Нередки случаи, когда правоохранительная система сама «сливает» уже ненужного агента, отправляя его в лагерь, или просто в другую камеру… предварительно сообщив ее обитателям, кто сейчас въедет к ним.
«Пресс-хата» – это крайний, самый радикальный вид внутрикамерной работы ПО. Как видите, в средствах они не привередливы. И законными эти средства никак не назовешь. Из мглы веков извлечен старый иезуитский девиз: «Цель оправдывает средства!».
Пресс-хаты были в очень многих СИЗО и тюрьмах Украины в 90-х и в начале 2000-х годов. Насколько мне известно, эта практика используется и сейчас. Администрация СИЗО очень тесно сотрудничает со следственными органами, а последним нужны «признания» заключенных, - неважно, какой ценой.

 Отправлено: 15.10.10 19:17. Заголовок: Подпишись, справедли..

Подпишись, справедливый и смелый ты наш. Чмо ты и более НИ-ЧЕ-ГО!

 Отправлено: 18.10.10 15:28. Заголовок: Желающие купить книг..

Желающие купить книгу "Профессия подонки" могут приобрести её в редакции газеты "Москва. Садовое кольцо"